Письмо незнакомке
Шрифт:
Вечер застал нас в постели. Мои губы не могли нацеловаться, а руки по-прежнему не находили покоя на её сладко пахнущем теле. Благодарным щенком я облизывал ей живот (точно блюдце из-под молока), и это очень забавляло Читу. Она была всё так же нежна и непосредственна, ещё и потому, что всё во мне ликовало оттого, что она – рядом. Этого, пожалуй, нельзя было не заметить. Ведь я получил то, чего мог лишь себе желать, а она отдала мне себя, будто знала о таком моём желании.
…Вино придало нам сил, и развязало языки. Вспомнили себя малыми, смешными и глупыми. Посмеялись – покурили.
Я
– Давай договоримся, что это будет в последний раз?! После я уйду, и ты забудешь обо мне. Договорились?
Я даже и не понял, к чему это она сказала. Не помню, что согласился, но на миг мне показалось – Чита глубоко одинока и несчастна. Как вдруг, лицо её просияло, стало загадочным. Она спросила:
– А у тебя поясок есть? Ну, в брюках пояс есть?
Конечно, у меня был пояс. Я вытащил его из брюк, что лежали на полу, и показал Чите. Она его взяла, приподнялась и, пропустив пояс вдоль талии, туго затянулась им. Затем легла на спину, никак не отвечая на моё удивление, раскинула ноги, чуть приподняв колени. При этом чёрная полоска темно-прозрачных чулок едва успела отмерять высоту колен, как мои пальцы, скользнув по шёлку, обхватили плоть…
– Постой, – Чита прикрылась руками, – слушай: когда ты почувствуешь, что все…, ну, понимаешь, да, ... скажи мне. Хорошо?
Сказав это и выдержав паузу, она убрала руки, и приняла меня с придыханьем… Ее глаза были открыты, а тело напряжено. Пытливый и в одночасье притаившийся в ожидании взгляд удерживал меня от чего-то лишнего в ласках. Я снова провалился в тишину её дыхания, и снова падал в безмятежность чувственного наслаждения. Сладость обволакивала и пеленала. Сердце разбивало грудь, но не было ни боли, ни страха. Когда же время рассыпало на нас минуты любовной суеты, и только миг вопрошающе сиял её глазами, я – то ли прорычал, то ли проскулил:
– Все!..
Она тут же раздёрнула пояс у себя на талии, и меня стало буквально затягивать в неё. От неожиданности такого нового для меня ощущения ничего другого не оставалось, как упереться ладонями ей в бёдра. На это Чита, вроде, довольно хихикнула или даже рассмеялась, хотя мне ведь могло и показаться. Ошарашенный новизной переживаний, но с ещё ошалелыми глазами, я лишь чувствовал, как что-то живое и постоянно пульсирующее ниже её чрева не отдаёт мне меня самого; оно требовало меня всё больше и больше, глубже и глубже. Было забавно, дивно, вместе с тем хотелось навсегда раствориться в этом новом ощущении. Я расслабил руки, просунул их под Читу и, прижав её к себе так сильно, как только смог, отдал то, что её невидимая фея просила себе в награду… Какое-то время я не принадлежал себе: мной то игрались, то восхищались, то отпускали, но не на совсем… Меня переполняли разные чувства, но лишь одно переполняло до краёв: благодарность!
Прощались мы долго.
Сказать Чите: «Прощай!» – было выше моих сил. Но она ушла сама. Издалека дороги, крикнув:
– Не ищи меня. Мы ведь договорились?!
И, хоть я ей ничего не обещал, не стал перечить и в этот раз. Лишь помахал рукой, а мой взгляд всё цеплялся и цеплялся ей за плечи, покуда ночь не
Эта декабрьская ночь упадёт в бесконечность моей памяти, а снег будет бесконечно долго падать.
…Май запалит землю маками, июнь прольётся чубатыми и стрекочущими дождями, сентябрь перекрасит все вокруг в жёлтое и серое. …Чита повесится на бархатном пояске от собственного платья, – в квартире, где она родилась, в доме, в котором про неё стали забывать, но куда вернулась …навсегда.
(2016 г.)
ПИСЬМО НЕЗНАКОМКЕ…
Сегодня почтальон принесла ему письмо. От нее… Он принял письмо из суетящихся рук и расписался в его получении. Сразу же отметил – адрес отправителя указан неверно. И имя не такое, какое он знал и уважал, и привык. Но конверт подписывала она, и письмо написала тоже она.
Писала, что помнит, благодарит, не ждет и, поэтому, не зовет назад. Ей нужна лишь его помощь. Какая помощь – он об этом знает.
Да, он поможет ей: простит. Забудет и простит! Может, когда в ее зеленых глазах отгорит и спрячется лето. Или, когда осень прокричит, надрывно, перелетными птицами. Или – зима задует ненастьем и забросает дороги высоким снегом. Может, не забудет, но простит. Уходя – уходи: танго в любви танцуют, а он всегда думал не о ней, наступал ей на ноги и, устал, извиняться за свою показную неуклюжесть.
…А любила ли она сама? Теперь он этого не знает – не позвала ведь! Может быть, потому и застряли оба в ожидании того, чего не было!? Наверное. Но он останется в нем, в ожидании…
И написал ей в ответ – помнит, благодарит, не ждет: любовь – не снег, она не тает!..
Запечатал конверт. Написал «Кому»: «Незнакомке – ты ею стала!», написал «Куда»: «Любви, какой не было!». Указал от кого: «От прошлого…», и адрес отправителя: «Прощание».
Пришел на почту, нарядившись, как на свидание. Подал письмо девушке за стеклом.
– Как будем отправлять? – спросила она.
– С уведомлением о получении, – сказал и выдохнул он.
Девушка всмотрелась в титульную сторону конверта.
– А мне знаком этот адрес…, – вздохнула она.
Он хотел, было, ответить ей на это – ну и хорошо, да прежде подумал: а что в этом адресе хорошего? И промолчал.
– …Отправляем тогда?
– Да.
– А я тоже одна! – призналась девушка.
Можно было ничего не говорить, но он предложил:
– Давайте встретимся сегодня!?
– А где?
Смущение подрисовало девушке чувственность губ.
– В Ожидании…
– Разве, такое возможно?
– …Мы все там. Только не признаемся в этом.
– А вы меня узнаете?
– Я – нет. …Он вас узнает. Он ждет. Вы ведь давно знакомы!
– Но я не хочу его видеть. Он оскорбил мои чувства неверием в меня и жалостью только к себе. …Не хочу! Не хочу!
Волнение и боль добавили девушке года.
– Тогда напишите ему: помню, благодарю, не жду: любовь – не снег, она не тает, она однажды умирает!.. Я передам ему ваше письмо. Я тоже там буду.