Письмо Россетти
Шрифт:
– А еще какая-нибудь информация по этой конференции есть? – спросила Клер.
– К сожалению, нет, – ответила Адела. – Да и вообще, наткнулась я на эту заметку случайно, искала совсем другое.
– Догадываюсь, что ты там искала, – ворчливо заметила миссис Биддл.
– А что тут такого? По Интернету я не раз знакомилась с очень симпатичными джентльменами. Если честно, у меня назначено свидание в это воскресенье.
– Пять свиданий за три недели! – продолжала возмущаться миссис Биддл. – Ты просто сексуально озабоченная! И это в восемьдесят лет!
– Ничего подобного! – запротестовала Адела. –
ГЛАВА 2
Клер стояла на овальном островке зелени, точно посередине большой четырехсотфутовой площадки, от которой отходили беговые дорожки, перед зданием академии Форсайта – одной из самых престижных частных школ, которая находилась в западной части города Харриот, у самой бухты. Стояла и смотрела на воду, по которой быстро и изящно,точно фигуристы на льду, скользили лодки с разноцветными парусами.
Она ждала свою ближайшую подругу и партнершу по утренним пробежкам, Мередит Барнс. Помимо всего прочего, Мередит являлась помощником декана в академии Форсайта. Познакомились они четырнадцать лет тому назад, когда Клер еще училась в Колумбийском университете и жила в общежитии. Однажды дверь в ее комнату распахнулась и через порог переступила Мередит. Остановилась на миг, как это делали шикарные звезды из фильмов 1930-х, когда им нужно было снять перчатки и шляпку, перед тем как перейти непосредственно к делу. А потом вдруг заявила, что “слышала о ней” и хочет взглянуть на единственного на свете человека, который посещал все лекции знаменитого Макналти, преподавателя древней истории. Мередит училась на философском факультете, слыла маоисткой (нынешний ее дружок придерживался самых радикальных взглядов) и называла себя “заядлым теоретиком”. Вскоре Клер поняла, что это означает: Мередит могла часами говорить на любую тему. Они немедленно подружились и до сих пор оставались подругами.
Высокая и гибкая Мередит выглядела чрезвычайно гламурно и соблазнительно, даже сейчас, когда шагала к Клер в стареньких мешковатых шортах и серой спортивной футболке с девизом на груди: “Вперед, лисы Форсайта!”
– Прости, что опоздала, – сказала Мередит, отбросила назад гладкие темные волосы и связала их в конский хвост резинкой. – Пришлось забежать домой переодеться, а на пути обратно столкнулась с Кони Шервуд. Пришлось с ней потрепаться, все-таки жена моего босса. Знаешь, она просто невыносима! Вечно собирает разные сплетни, но понятия не имеет, как сделать их интересными.
– Что ж, в таком случае тебе не придется расстраиваться, если она вдруг начнет сплетничать о тебе.
– Нет, послушай, как тебе это понравится! Она говорит: “Слыхали, Дейдра Фрай стреляла в своего бывшего мужа в Бэк-Бее[2],прямо на поле для гольфа, возле одиннадцатой лунки?”
– Интересный способ повысить гандикап[3]!
– Представь себе совершенно невероятную сцену. Полиция, “скорая помощь”, поле для гольфа закрывается на несколько часов.
– Но зачем ей понадобилось стрелять в своего бывшего мужа?
– Я задала ей именно этот вопрос. А Конни просто пожала плечами и говорит: “Не знаю. По-моему, каждой женщине хочется время от времени пристрелить своего бывшего мужа”.
– Не лишено смысла. Но почему именно на поле для гольфа в Бэк-Бее? И почему именно возле одиннадцатой лунки?
– Я тоже спросила ее об этом. Но ей нечего было добавить.
– А кстати, кто она вообще такая, эта Дейдра Фрай? – спросила Клер.
Сама должность Мередит, помощника декана, предполагала общение с весьма широким кругом лиц, куда входили коллеги, опекуны, именитые (читай – щедрые) спонсоры, сотни выпускников школы, а также четыреста нынешних учеников и их родители – зачастую неродные.
– Она мать одного ученика из новеньких, – ответила Мередит. Они вышли на дорожку и затрусили по ней. – Богачка, известная модница. Всякий раз, как вижу ее, одета в какой-нибудь потрясающий туалет от знаменитого кутюрье. Очевидно, владельцы клуба и поля для гольфа не слишком обрадовались, увидев, что она пришлепала на поле в паре туфелек от Маноло Бланикс на высоченных и острых шпильках. Явилась убивать своего бывшего и понаделала целую кучу дырок в газоне.
– Ну а бывший ее кто?
– Какой-то крупный банкир из Бостона, занимался инвестициями. Богаче самого Господа Бога.
Клер рассказала подруге о происшествии в историческом обществе.
– Просто не понимаю, как это случилось. Стояла, говорила, а потом вдруг вижу, что лежу на полу и на меня с ужасом взирают почтенные члены исторического общества. Что, если всякий раз, читая лекцию, я буду грохаться в обморок? Или во время устного экзамена?
– Да, согласна, начало не слишком удачное. Но уверена, в следующий раз все пройдет гораздо лучше.
– Потому что хуже просто быть не может.
– Не переживай. И вообще, не смей вешать носа! Лучше скажи, если не считать столь драматичного финала, как они отреагировали на твою лекцию?
– Без восторга, и это еще мягко сказано. Знаешь, что меня просто убивает? Я вижу Испанский заговор как цельную увлекательную историю, но как только начинаю говорить, все рассыпается на мелкие бессмысленные фрагменты. Позже, просматривая записи и конспекты, я поняла, что просто приводила факты, даты и цитировала комментарии. Удивительно, как они вообще все не заснули.
– Но разве не из этого должна состоять диссертация? Не из фактов, дат и комментариев?
– Наверное, но мне хотелось бы, чтоб рассказ получился живой, занимательный. Впрочем, это еще не самая плохая новость. Еще один историк пишет книгу об Испанском заговоре. Профессорша из Кембриджа, ни больше ни меньше.
– Кембриджа?
– Из Кембриджа в Англии, а не в Бостоне. Тринити-колледж.
Клер умолкла на секунду, наклонилась завязать шнурок на кроссовке, и Мередит в это время топталась на месте.
– Сама знаешь, как мало в колледжах мест для историков. И я думала, если моя диссертация действительно окажется хорошей и оригинальной, я могу рассчитывать на получение места преподавателя. А если книга на ту же тему выйдет раньше, этому не бывать, вот и все. Сегодня утром ездила в Гарвард, встречалась там с Хиллардом. И он сказал, что единственный путь к успеху – это написать нечто сногсшибательно оригинальное. Но стоит только выйти этой книжонке – и моя диссертация будет оригинальна, каквесенняя грязь.