Письмо сестре, или Комментарии к эпиграфам
Шрифт:
Отмечу также, что ни в УИКе, ни в ПВР нет таких терминов, как «БУР» и «усиленный режим». Есть термины «ПКТ» и «строгие условия отбывания наказания».
Ну да хрен с ними, с терминами…
После тринадцати суток изолятора меня сразу посадили в ПКТ-БУР. Камеры там четырёхместные, почти такие же, как в Петрозаводском ПФРСИ.
Проживание в камере существенно отличается от проживания в общежитии (бараке). Камера – она и в Африке камера. Вас выводят погулять в прогулочный дворик строго один раз в день на пару часов; один-два раза в неделю выводят в баню, которая находится в подвале и выглядит точно
Я очутился в камере № 14 вместе с какими-то двумя скучными типами. Одного звали Степан Владиславович, второго – Мансур Мохамаджонович. Несомненным достоинством четырнадцатой камеры являлось наличие радио-магнитолы, способной воспроизводить компакт-диски. Самих компакт-дисков в камере не было, поэтому поначалу мы слушали только радио. Насколько я понял, магнитола являлась как бы общим имуществом этих двух заключённых: разрешение на магнитолу было выписано на имя Мансура Мохамаджоновича, однако купил её Степан Владиславович. Так или иначе, они постоянно ссорились из-за того, какие программы слушать: Мансур Мохамаджонович предпочитал «Европу Плюс» и «Радио Максимум», а Степан Владиславович – «Русское Радио» и новостные радиопередачи.
Лето 2014 г. запомнилось мне как холодное и дождливое. Я всё ещё не отошёл от контузии, причинённой Приговором, и враждебность Администрации легко достигала своей цели: я был деморализован тем официальным фактом, что я – не только убийца, но и злостный нарушитель установленного порядка отбывания наказания. Я до сих пор в шоке.
В июле я сходил на запланированное положенное длительное свидание с Венерой и мне удалось притащить в нашу берлогу семь компакт-дисков с хорошей музыкой: Alice Cooper, Depeche Mode, Led Zeppelin и ещё кое-что.
Впереди было минимум девять месяцев заточения в ПКТ. Это больше, чем я отсидел в общей сложности в Петрозаводском ПФРСИ. Надо было придумать себе какие-то занятия, и, памятуя о своём фиаско на шахматном турнире, я попросил мать прислать мне учебник по шахматам. Также я решил попробовать оспорить в суде решение нашей Администрации о признании меня злостным нарушителем установленного режима. Плюс в запасе у меня имелось два очень ценных актива: дополнительная передача и дополнительное длительное свидание, которые мне выписал ещё Николайчук, когда я работал у него писарем.
Наметив план действий, я написал официальное заявление на имя Начальника колонии с просьбой разъяснить мне порядок обжалования в судебном порядке решений Администрации. Дело в том, что «осуждённые имеют право на получение информации о своих правах и обязанностях», а «Администрация учреждения или органа, исполняющего наказание, обязана предоставить осуждённым указанную информацию» (ч. 1 ст. 12 УИК РФ).
Понятное дело, из всего этого вышел чистый анекдот, поэтому я так подробно и пишу.
Начальником отряда СУОН был длинный худощавый очкарик, похожий на кролика из советского мультфильма о Винни-Пухе, поэтому у него было прозвище – Роджер. В ответ на моё заявление он вызвал меня к себе и сказал, что я вправе обжаловать решение Администрации в течение шести
048
Когда я думаю о моих возможностях, я только поражаюсь собственной умеренности.
Примерно в сентябре мы с Мансуром Мохамаджоновичем остались вдвоём в 14-й камере ПКТ, т.к. Степана Владиславовича куда-то этапировали. А в октябре Мансура Мохамаджоновича перевели в другую камеру, и я остался один: начался, пожалуй, один из наиболее симпатичных периодов моего заключения, и длился он чуть более двух месяцев. Я пристегнул одну шконку к стене, и в камере стало более или менее просторно для одного человека, так что я вволю назанимался физкультурой. При этом в камере остался магнитофон и компакт-диски!..
…Согласно Маргарет Митчелл, никто не любит писать письма, однако все любят их получать. От нечего делать я и так пис'aл их достаточно много, а во время этого «одиночного» периода вообще разошёлся и строчил обращения направо и налево! В общем, я очень старался.
Самым длинным и трудным обращением была жалоба в Ленинский районный суд г. Мурманска - жалоба на действия (бездействие) Администрации ФКУ ИК-17. Со слов начальника отряда я установил дату, до наступления которой я должен был отправить свою жалобу в суд – до 27.01.2015. Времени было предостаточно. Трудность заключалась в том, что мне всё равно нужно было поторапливаться, так как я хотел отправить составленный рукописный текст своей матери, чтобы она набрала его на компьютере, а потм распечатала и отправила мне. И я должен был успеть получить свою жалобу в окончательном виде, годном к отправке в суд, до этой даты; желательно, с запасом (сотрудники колонии относятся к точности по отношении к зекам спустя рукава, поэтому период времени, который пройдёт с момента вручения письма инспектору до момента его передачи в ведение почты, очень плохо поддаётся прогнозу).
С того времени, как я остался один в камере, стол всё время был наполовину завален бумагами. Верхний ярус шконки использовался как полка, а по совместительству – как огромная столешница на уровне груди, и тоже была заставлена книжками, тетрадками и прочим барахлом. Однажды в этой камере, впервые в жизни, я собрал огромный пазл! Пис'aть письма можно было как сидя за столом, так и стоя за этой столешницей. Тут же можно было расставлять и решать шахматные задачи. А рядом, на полке, напоминаю, был магнитофон!
В-общем, я со всех сторон был обложен духовной пищей.
Положенную пищу для желудка приносили три раза в день. Сотрудники колонии появлялись один-два раза в день во время проверки, убеждались, что я жив-здоров, и не беспокоили.
В моём распоряжении были все альбомы Элиса Купера с 1971 по 2005 год, примерно треть наследия «Depeche Mode», несколько альбомов и концертники Элвиса, cборники Ozzy и «Led Zeppelin», альбом «No More Tears» и ещё по-мелочи. Всё известное почти наизусть.