Письмо Софьи

Девиль Александра

Эжени с некоторым неудовольствием заметила:

– Только вот кучер наш, Пахом, не сможет вас возить по полям и лесам, мы его в город отправляем, надо забрать наш заказ из аптечной лавки. А заодно и на почту заглянет, может, письма для нас пришли.

– На почту? – встрепенулся Щегловитов. – Так я тогда с ним моего Касьяна отправлю, ему тоже на почту надо. А для поездки по полям нам кучер не обязателен, Евсей и сам сможет править лошадьми. В Старых Липах ведь не одна коляска, да и лошадей хватает, верно? Если погода не испортится, то, может, и в имение на

Донце заглянем.

– Я вижу, вы с управителем уже нашли общий язык, – с тонкой усмешкой заметила Эжени. – Да, Евграф Кузьмич, вы хоть и столичный житель, а в вас чувствуется хозяйская хватка. Вот ведь даже и про хутор на Донце не забыли.

– Но я же не всегда в столичных салонах обретался, мой отец был уездным помещиком, – сказал Щегловитов, поглядывая на Софью. – Только, увы, после смерти родителя многое пришло в упадок, а за оставшимися владениями присматривает мой брат Ипполит.

– А ваш брат знает о предстоящей свадьбе? – полюбопытствовала Эжени, не замечая, что ее вопрос вызвал недовольство Софьи.

– Разумеется, знает, я оповестил его в письме. Однако, простите, спешу дать поручение своему бестолковому Касьяну, пока тот еще не напился. Он, конечно, преданный слуга, но если водки хоть рюмку хлебнет – совсем разум теряет. Надо поручить вашему Пахому, чтобы в городе за ним присматривал.

И Щегловитов торопливо вышел из-за стола. Софья глянула ему вслед и, внезапно вспомнив о Варьке, повернулась к Эжени:

– Говорят, Варька вчера к Евграфу пробралась и долго с ним о чем-то болтала. Боюсь, что обо мне ему насплетничала. Надо было отправить ее из дому немедленно.

– Сейчас же об этом распоряжусь! – вскочила с места Эжени. – Вот мерзавка!

Софья тоже не стала задерживаться в столовой и, собираясь дать поручение Пахому, направилась во двор.

На выходе из дома она вдруг услышала приглушенные голоса Евграфа и Касьяна.

– Сам на почту отнесешь письмо, никому не перепоручай, понял? – наставлял слугу Щегловитов.

– Как не понять, барин, понял, – послушно кивнул Касьян, пряча в небольшую дорожную сумку запечатанный конверт.

В этот момент Евграф повернул голову и, увидев Софью, развел руками:

– Ему, как младенцу, надо разжевывать любую мелочь. – И, подтолкнув Касьяна в спину, приказал: – Ну, иди уже, болван!

Когда слуга чуть ли не бегом вывалился во двор, Софья с лукавой улыбкой осведомилась:

– Кому это вы столь секретное письмо отправляете, Евграф Кузьмич? Уж не какой ли столичной красавице?

– Для меня единственная красавица на свете – это ты, – заявил Щегловитов, целуя ей руку. – А письмо мое адресовано брату, я приглашаю его на нашу свадьбу.

Он говорил так, будто свадьба была уже делом решенным, и Софье это не понравилось, но она не нашла что возразить, – ведь у нее по-прежнему не было серьезных причин брать свое слово назад. И все же она не удержалась от вопроса:

– А так ли должен вести себя жених перед свадьбой? Говорят, вчера вечером к вам в спальню проникла горничная Варька, которая наверняка злословила обо мне.

– Как? Ты

можешь ревновать меня к какой-то девке? – шутливо возмутился Евграф. – Конечно, твоя ревность мне льстит, но неужели ты думаешь, что я так низко пал? Да я выгнал взашей эту наглую девку, которая пыталась ко мне подольститься!

– Нет, это не ревность. Я просто хотела убедиться, что ты искренен со мной. Ты ведь не поверишь сплетням и злым языкам?

– Я их даже слушать не буду!

Он обнял ее, выразительно посмотрел ей в глаза, а когда она отстранилась, вышел во двор, где уже были приготовлены дрожки, на козлах которых восседал управляющий Евсей.

Глядя вслед своему будущему жениху, Софья невольно отметила, что права была Эжени: Щегловитов и впрямь уже чувствует себя в поместье хозяином. Девушку немного царапнуло это наблюдение, – хотя, будь Евграф для нее любимым человеком, она бы, наверное, с радостью отдала ему бразды правления во всех своих делах.

На другом конце двора, у выезда на городскую дорогу, кучер Пахом осматривал пролетку, запряженную парой лошадей, и за что-то ругал кузнеца. Рядом топтался со своей дорожной сумкой Касьян.

Когда Софья подошла к отъезжающим, кучер уже сидел на облучке, а Касьян устраивался сзади на сиденье.

– Хочу дать тебе поручение, Пахом, – объявила Софья. – Наведайся в Покровскую церковь и узнай, скоро ли вернется из Киева отец Николай – тот, который был у нас приходским священником.

– А что тут узнавать, барышня? – повернул к ней Пахом свое румяное длинноусое лицо. – Он уже третьего дня приехал, а вчерась и службу правил. Мне наш дьячок сказывал.

– Вот как? – удивилась Софья, и решение пришло к ней само собой: – Ну, тогда погоди, Пахом, я еду с вами! Мне надо непременно видеть отца Николая!

Она пошла в дом, взяла накидку и маленький дорожный сундучок, сообщила Эжени о своем отъезде и вернулась к экипажу. Касьян заерзал на месте, видимо чувствуя неловкость оттого, что будет ехать рядом с барышней, и она предложила ему:

– Зачем тебе в город, мы с Пахомом отвезем твое письмо на почту, давай его сюда.

– Нет, сударыня, как можно… – в глазах Касьяна появилось что-то вроде испуга. – Барин не велел мне никому отдавать письмо, а только чтобы я самолично отвез его на почту. Воля ваша, но не могу вам отдать, я ведь своему барину служу, а он человек строгий.

– Ну, ладно, езжай с нами, раз уж иначе нельзя, – махнула рукой Софья.

Скоро пролетка уже резво катила по дороге, среди широких полей, зеленеющих рощ и живописных холмов. Яркое майское солнце, ароматы цветущих трав, легкий ветерок, птичьи трели – все, казалось бы, способствовало веселому настроению, но Софья сидела молча, задумавшись и глядя в одну точку. Слуги переговаривались между собой, обсуждая то сельские хаты, то придорожную корчму, то стадо коров, то какую-нибудь кривую крестьянскую телегу, а Софья будто их не слышала и не замечала – так, что скоро и они приумолкли, решив, что барышня сердится, и лишь иногда Пахом принимался насвистывать, подражая пению птиц.