Письмо звездному мальчику
Шрифт:
Юлька неуверенно хихикнула и на всякий случай уточнила:
– Не Теркину?
– Вот еще, – фыркнула я, все лучше входя в образ избалованной театралки. – Он их и так охапками огребает!
– Шмарову, что ли? – хмыкнула она.
– Ну… да, – обрадовалась подсказке я. – Хочу посмотреть, какая у него будет физиономия.
Подружка недоверчиво смотрела на меня, а я колебалась – говорить, что видела ее с Антоном, или нет. И решила: если она вспомнит про «никаких цветов», я скажу про «никаких реальных парней».
Ходить по театру с цветами оказалось очень приятно, тем более у меня была не какая-нибудь грустная и тощая веточка хризантемы. Все на меня оглядывались, даже бабульки-билетерши смотрели без обычного неодобрения – так-то наша манера пробираться с самыми дешевыми билетами на самые дорогие места явно исключала нас из числа приличных и уважаемых зрителей. Но сегодня даже эта часть нашей культурной программы прошла как по маслу – мест было много, выбирай, какое больше нравится.
– Что это случилось? – удивленно озиралась я.
– Так середина апреля, – пояснила Юлька. – Все, скоро конец сезона.
– Ка..акой конец сезона? – Я даже заикаться начала от удивления.
– Театральный сезон длится с сентября по июнь, – снисходительно пояснила она.
– А летом они отдыхают, что ли? Как учителя? – скептически поинтересовалась я.
– Не только отдыхают, еще на гастроли иногда ездят…
– А при чем тут количество зрителей?
– Ну, тепло, всем погулять хочется, а не в пыльном театре сидеть.
– Подумаешь, – обиделась я. – А мы негордые и в пыльном театре с большим удовольствием посидим!
Видимо, актеры тоже чувствовали – или знали, – что аншлага в зале не наблюдается, поэтому спектакль получился уютным и домашним, без всякого пафоса.
– Что-то они сегодня как-то… – задумчиво проговорила Юлька в антракте.
– Ты тоже заметила? – согласно кивнула я.
– А вот люди пришли первый и единственный раз и даже не догадываются, что тут разные составы бывают, что фанаты ходят…
– А людям это и не нужно.
– Интересно, почему нас с классом на мюзикл не повели? – весьма несвоевременно задумалась Юлька.
– Потому что мюзикл – это развлечение и не несет никакой образовательной нагрузки, – пояснила я.
Она хихикнула – я весьма точно скопировала назидательный тон нашей директрисы – и возразила:
– Ну почему же не несет? Это яркий представитель современной музыкальной культуры…
Настала моя очередь хихикать – теперь Юлька воспроизвела пафосную манеру музычки, с которой мы, к счастью, благополучно распрощались в прошлом году.
– И потом мюзикл, мягко говоря, подороже будет, – продолжала она уже нормальным тоном.
– А что, самые дорогие билеты туда стоят примерно как самые дешевые сюда.
– Ага, – подхватила подружка. – А теперь представь Чупракова и Петрова на
– Да… – кивнула я. – Мы бы тогда точно вместо мюзикла что-то другое смотрели.
Только в антракте до меня со всей ясностью дошел смысл того, что я собиралась сделать. И я заныла:
– Ой, Юлька, зачем я все это придумала? Как же я буду ему цветы дарить?
Мы сидели в фойе, вокруг степенно прогуливалась публика, и мне казалось, что все, включая бабулек-билетерш, косятся на меня, мои цветы и гадают, кому я собираюсь их вручать.
– Ну, он ведь тебе с самого начала больше всех понравился, – ехидничала она.
– Да уж, – проворчала я. – Такую потрясающую улыбку разве забудешь?
Чтобы хоть немного отвлечься и успокоиться, я вытащила зеркало.
– Красиво я глазки нарисовала?
– Да, – протянула Юлька, а потом вдруг хихикнула: – Если он свои поднимет.
А ведь правда – Шмаров никогда не утруждал себя милыми улыбками и приветливыми взглядами в зал, вечно покидает сцену с низко опущенной головой.
Ближе к концу второго действия меня затрясло.
– Юлька, я не хочу, – пожаловалась я на последних аккордах оркестра.
– Иди, – кивнула она.
Деваться, действительно, уже было некуда. И, когда зажегся свет, я встала и поплелась к сцене.
После каждого спектакля возле нее толокся народ: обязательно вручалось несколько букетов исполнителям главных ролей – иногда фанатами, иногда приличными зрителями, купившими цветы просто так, с намерением подарить «кому понравится». Еще зрители с дальних мест спускались, чтобы хоть во время поклона поближе разглядеть лица актеров.
Сегодня возле сцены почему-то было пусто. Я в гордом одиночестве спускалась по центральной лестнице, чувствуя провожающие меня взгляды, и казалась себе почти что Золушкой, приехавшей на первый бал.
На середине авансцены стояли Теркин, Горин и Стелла, а я резко свернула влево, где маялся в углу Шмаров. Я, как лунатик, остановилась напротив и протянула букет. Он опустил глаза и неуверенно шагнул к краю сцены. Взяв цветы, он неловко поклонился и отступил назад. Я обернулась: Юлька улыбалась, издали показывая мне большой палец.
Когда Шмаров снова вышел кланяться, цветов у него уже не было, а мы успели подняться на несколько ступенек и теперь стояли на лестнице в откуда-то набежавшей толпе. Он судорожно шарил взглядом по залу, а когда натыкался на нас, сразу отводил глаза. Мы же без стеснения хохотали.
Когда мы вышли на улицу, я все еще продолжала нервно хихикать, поминутно хватаясь за Юлькин локоть – словно чтобы убедиться, что с миром вокруг ничего не случилось.
– Он тебе что-нибудь сказал? – спросила она.