Письмо

Блажеевский Евгений Иванович

«Несовпаденье. Путаница карт…»

Несовпаденье. Путаница карт. Ещё не вечер, но уже не утро, Готовое направить свой азарт По голубой спирали перламутра Туда, где сад особенно тенист И звонкий лёд кладут в стаканы с виски, И, ставший на колено, теннисист Шнурует кеду юной теннисистке. Когда ты это видел и при чём Картинка под Набокова, где Ева Не яблоком, но теннисным мячом На корте искушает пионера?.. Откуда этот непонятный пласт Воспоминаний, наслоенье ила, Когда тебя негаданно обдаст Волной того, что не происходило?.. И

ты живёшь, как будто по другой Программе телевиденья в концерте Участвуешь, и нету под рукой Ни жизни доморощенной, ни смерти!.. 1990

«Словно плесень на тёмном сафьяне…»

словно плесень на тёмном сафьяне пред глазами плывут круги из десятого века славяне абрикос в лице кураги говорили идите лесом где на склон наплывает склон я всегда считал эдельвейсом голубой гранёный флакон за поляною лес замшелый продолжал свои горы гнуть ах какая была у Анжелы в ту весну голубая грудь!

ИРОНИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ

О, я хотел бы стать Таким как тот повеса — Московский Дюруа Из винных погребов, Что женские сердца На ниточку повеся, На Пушкинской стоял, Как продавец грибов. О, я хотел бы стать И гордым, и бесстрастным — Надменные глаза, Вишнёвый «шевроле»… Чтоб женщинам вокруг, И сытым, и прекрасным, Внушать любовь, держа Ладони на руле. Но вышло всё не так. Я не того замеса, Иду на поводу Раздумий, а не фраз. И женщины во мне Не видят интереса — Им нужен лёгкий смех, Витиеватый фарс. И не нужны стихи — Волшебные названья. Желаннее всегда Гусар или пошляк. У женщин есть свои Большие основанья Не понимать, увы, Поэзию никак. Им надобно спешить На собственном рассвете Затем, чтоб разменять Невинности жетон. За дурости свои Они всегда в ответе И трудною судьбой И круглым животом. Но то, что есть они, — Какое это чудо!.. Пускай во мне тоска, Пускай сомненья жгут — Я верую в любовь И не умру, покуда Надеждою богат, Хотя меня не ждут. И пусть я не кумир Для милых, а поклонник, Который «ничего», Который «всё равно», Кладу, пока темно Цветы на подоконник И помогает мне Приятель Сирано… 1975

НИНА

1

Есть женщины, С которыми лежать В постели — Бесконечное блаженство. Они не для театров и бесед На, якобы, возвышенные темы. Их свитера, и юбки, и пальто Вульгарно-противоречивы. С ними Всегда чуть-чуть неловко, Но когда Одна из этих чувственных особ, Решив отдаться, С грацией кошачьей Медлительно выходит из белья И выпускает груди, Как пружины, Стеснённые обивкою дивана, И непременно в трусиках ложится, Чтобы ещё немного потомить, То понимаешь: Этих женщин портит Стыда и моды пышный камуфляж, Что ты сейчас ослепнешь… Нина

С. Была из этой сладостной породы, У коей Между телом и бельём Всегда и неожиданность, и тайна, Которую не осознать… А так, Какая в Нине тайна? Ну, росла, Ну, в институт ходила, Изучала Язык английский И мечтала встретить Высокого брюнета на Арбате, А встретила меня И увлеклась… Но ненадолго, Я же — навсегда, Поскольку не могу понять секрета… 1977

2

Напрасно ищу Начало нашей весны В бесцветных глазах Хозяйки магазина, Торгующего свёклой. Неужто любви Не было и в помине?.. И что общего У тебя с этой тёткой, Кроме паспорта, Нина?! 1992

«„No smoking!“ И поплыло прочь…»

«No smoking!» И поплыло прочь Пространство чёрное, как сажа. И самолёт рванулся в ночь, Изнемогая от форсажа. Поправив привязной ремень, Он думал: «Скоро буду дома…» Остались под крылом Тюмень И угольки аэродрома Гуденья стелющийся звук Слегка давил на перепонки, И он решил вздремнуть, но вдруг Увидел женщину в дублёнке. Она сидела впереди, С ней под руку — майор в шинели… И что-то дрогнуло в груди, Как будто запахом «Шанели» Неуловимым, как весна В начальном робком варианте, Пахнуло в душу, и ни сна, Ни высоты, — лишь на веранде Под ослепительной луной Когда-то целовались двое… В другом краю, в стране иной Могло произойти такое. И разом вспомнились ему Заезженная на рефрене Пластинка и дома в дыму Цветущих яблонь и сирени… Но, снявши головной убор, Вся развернувшись волосами, Смотрела женщина в упор Неузнающими глазами. А он зажмурился, грустя По той подруге лучезарной. Лицо — семнадцать лет спустя — Пугало яркостью базарной. В салоне приглушили свет, И он подумал: «Где мы, кто мы, Когда иных на свете нет, А эти просто не знакомы?..» 1984

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

— Алло, любимая, какая нынче ночь! — Ты сумасшедший… — И летят снежинки. — Мне надо спать. — Родная, не сорочь, Я жду тебя в квартире на Дзержинке. — Я не могу. — Сейчас беру такси!.. — Я не могу, ты что на самом деле! — Любимая, и снег по всей Руси, И город пуст, а ты лежишь в постели?! — Ты пьян? — Конечно, — голосом твоим… Вокруг Москва застыла в лунном свете… — Мы завтра обо всём поговорим, Да и к тому же у тебя соседи… — Любимая, я от любви ослеп… — Чего-чего?.. — Не предавайся лени! Нужны мне, словно воздух, словно хлеб, Твои глаза и губы, и колени. — Ты пьян, и у тебя, наверно, сдвиг. — Любимая, ты отвечаешь резко, Но разреши приехать, хоть на миг, Моя зеленоглазая Франческа! — Я голая. Мне холодно стоять. Давай договоримся на неделе… — Любимая, вели четвертовать, Но не могу… — Да что ты в самом деле! Я вешаю. Мне трудно говорить И слушать эти шутки-прибаутки. — Алло… Алло… Кому же мне звонить Из этой тёмной телефонной будки? 1976