Письмо

Блажеевский Евгений Иванович

ПОВЕСТЬ

Метро «Новослободская». Декабрь. Стою под фонарём у турникета, Ищу в толпе желанное лицо. Но ты подходишь незаметно сзади И от того становишься прекрасней, Внезапностью своею ослепив, Чем есть на самом деле… Мы берём Вина в каком-то позднем магазине, Выходим из вечерней толчеи, Пытаемся поймать такси, Но тщетно: Машины, Занавешенные снегом, Плывут во тьму, Не замечая нас. В

троллейбусе Холодном, как сарай, Мы едем к близлежащему вокзалу И ты на каблучках переступаешь, И я рукою чувствую озноб, Бегущий по твоей спине к ногам. Купив билеты в привокзальной кассе, Мы ожидаем нашу электричку, А снег идёт, Ложится на киоски, На крыши подошедшего состава, Такой уютный Домотканый снег!.. Но вот уже мы в тамбуре. Одни. Проплыл пустой заснеженный перрон, Колёса набирают обороты, И я пытаюсь продышать глазок В стекле заиндевелом, А вокруг Хохочет очумелое железо, И двери открываются внезапно… Минут через пятнадцать мы выходим На подмосковной станции. Хрустит Безлюдный снег под нашими ногами, И я тебя веду вдоль полотна. Нам открывает дверь мой старый друг, Смеётся виновато Приглашает Войти, Раздеться, Потирает руки, Как человек — сидящий у костра. Но мы совсем некстати, Мы грешны, Мы чем-то оскорбили добродетель, Но я твою удерживаю руку… — Мы не уйдём — я говорю. — Простите. Пустите нас, Нам некуда идти… Хозяин, Растерявшись, Достаёт Заветную бутылку коньяка, Мы пьём за всё на свете, Поезда Уже не ходят, Наступил разрыв Между делами И ночная близость Легла на мир уснувший… Но с утра В обратной электричке Предо мной Лицо, опустошённое любовью, Холодное, Пустое, Словно мы Друг другу не знакомы, И слова Скупы, Невыразительны… И я Спешу сказать — Пока! И распрощаться, Чтобы побыть с тобой, Ещё вчерашней, Ещё ночной Совсем наедине… Чтобы вкусить блаженную свободу, И радость бытия, И беспричинность Блуждания по утренней Москве. Будь счастлива И будь благословенна!.. 1980

НАВАЖДЕНИЕ

Возможно, бред всё это, но зачем Я не могу насытиться тобою?.. Как за копьё судьбы, берусь за член, Готовясь к упоительному бою С томлением грудей и живота, Уже освобождённых от рубашки… О, как уходит жизни прямота, Тугою силой раздвигая ляжки, В глухой горячий космос, где числа Нет мокрым звёздам и цветам заречным, Где мужество упругого весла Вобрали бёдра в повороте

млечном!.. Но вспышкой обрывается полёт И ты не стоишь ни гроша, ни пенса, Когда рукою утираешь пот И под подушкой ищешь полотенце. Я ухожу. Вокруг туман и грязь. Но знак метро маячит у дороги, Где буква «М» вольготно разлеглась, Согнув и разведя в коленях ноги!.. 1990

«Одутловато-слякотный февраль…»

Одутловато-слякотный февраль. Испачканная сковородным салом, Блестит под фонарями магистраль, Из темноты бегущая к вокзалам. Квартира спит, как пыльный чемодан. Неслышный даже коммунальным Фёклам, По Красносельской улице туман Ползёт, щекою припадая к стёклам. Бессонницы угрюмый пистолет Нацелен на скрипучую кровать, Где женщина, которой на сто лет Поручено с тобою есть и спать, Всей нежностью раскрылась в полусне, Мерцая поволокой из-под чёлки, И мы лежим на смятой простыне В пяти шагах от грязной Каланчёвки… Казалось мне студенческой порой, Что от тоски и дикого удела Меня спасёт её души покрой И молодое ласковое тело. Что мокрый снег, летящий с высоты, И февраля убогая фактура — Лишь только фон для этой красоты: Мерцали груди, двигалась фигура… И возглас: «Ах!..» И всей спиной попятной — В постельный развороченный бедлам, Когда касалась розовою пяткой Холодного паркета по утрам!.. Когда лежал и весело, и смело Зигзаг одежды, сброшенной в пылу, Как сломанный хребет велосипеда, На стуле и частично на полу!.. Но где же мы, любившие когда-то? О, жизни ускользающая тень!.. И возникает в памяти, как дата, Глухая ночь и подступивший день, В котором, оживляя воздух сизый, Весна в снегу стояла чуть дыша, Оттаивали медленно карнизы И стих лежал в стволе карандаша… 1994

«Прощай, любовь моя, сотри слезу…»

Прощай, любовь моя, сотри слезу… Мы оба перед богом виноваты, Надежду заключив, как стрекозу, В кулак судьбы и потный, и помятый. Прости, любовь моя, моя беда… Шумит листва, в саду играют дети, И жизнь невозмутимо молода, А нас — как будто не было на свете…

ЛЮБОВЬ

О нервные ноздри Гордой красавицы и аристократки! О этот взгляд Обжигающий презрением и одновременно внушающий любовь! О эта гневная стать гнедой кобылицы! О эти коралловые губы И белая рука с пахитоскою на отлёте! Испанка?.. Креолка?.. Рыжая шотландка?.. Русская княжна?.. Дочь Елисейских полей?.. Американская журналистка?.. Не знаю. Но нужны критическая ситуация и беспредельное мужество, Которым вполне наделён ты, — Вырывающий её из рук индейцев, Защищающий от пьяной компании на балу, Спасающий на необитаемом острове, Выносящий из горящего здания, Прикрывающий от выстрела грудью, Бросающий к её стопам всё золото Клондайка, А затем покоряющий её, Обольщающий её, Побеждающий…