Пистоль Довбуша
Шрифт:
Только старый рыжий Мурлай рванулся ему навстречу, завиляв хвостом. Мишка всегда бросал ему кусочки токана, даже когда сам был голоден.
Пастушок пошел к сараю. Вдруг он увидел Ягнуса и будто прирос к земле. Хозяин выводил из конюшни коня, видно, собрался куда-то ехать.
Пан сразу заметил: Файна не вернулась.
— А где же Файна? — резанул Мишку по сердцу знакомый бас.
— Немцы взяли, — ответил пастушок помертвевшими губами.
Ягнус приближался к нему медленно, пружинистым шагом:
— А ты где был? Куда смотрел? — Усы, как два остро отточенных
Мишка увидел: на высоких залысинах пана вздулись жилы. Взметнулась вверх рука с кнутом… И… посыпались удары на голову, на худую спину с острыми лопатками. Пастушок присел от жгучей боли. «Ну вот и все, — подумал он. — А я не заплачу! Назло ему! Бей, проклятущий! Скоро найду волшебный пистоль. Тебе не так попадет!» Закусив губы, чтоб не вскрикнуть, он посмотрел на пана смело и с ненавистью. Это еще больше распалило Ягнуса.
— Щенок! Жебрак [15] ! Нет, чтоб упасть в ноги хозяину, просить прощения. Чер-р-вяк! Такую корову недоглядел. Вечным батраком тебя сделаю! Век будешь батрачить!
Вот удар пришелся по лицу. Из носа потекла кровь.
— Йой, божечки! Он убьет Мишку! — вскрикнула Маричка, заглядывая в щелку ворот. Она дрожала, как одуванчик на ветру. — Таракан усатый! Чтоб тебе святая Мария руки отняла! — заплакала она навзрыд и с отчаянием посмотрела в огород пана: там спрятались Юрко и Петрик. Они должны были бить из рогатки прямо в Ягнуса. Почему они медлят? Неужели им не удалось туда пробраться? Или не успели?..
15
Жебрак (укр.) — нищий.
Анця кружилась вокруг разъяренного хозяина, как наседка вокруг коршуна.
— Что вы делаете?! Убьете хлопчика! Разве же он виноват, что немцы взяли? А у людей разве ж не берут?!
Но пан будто не видел и не слышал ее. Наконец девушка не выдержала, подставила под удары свою спину, схватила Мишку за руку и, поддерживая его, выбежала со двора. Рядом, всхлипывая, шла и Маричка. Юрко и Петрик, перемахнув через забор, следовали позади.
— Ты виноват, что Мишке так попало! Ты! — накинулся Петрик с упреками на своего друга. — Почему мне не хотел отдать рогатку? Да я бы его с одного раза уложил. Вот треснуть мне! Так нет же: «Я стрелок. Я его сейчас в голову!» Очень ты его напугал!.. А теперь… Как теперь мы Мишке в глаза будем глядеть?
— Да замолчи же ты! И так тошно. Сам же ты не раз видел, как я на лету воробьев сбивал… — вздохнул Юрко. — А тут… руки задрожали, никак попасть не мог…
Мишка еле сдерживал стоны. Спина казалась обожженной, рубаха прилипла к телу.
— Ничего, легинеку, до свадьбы все заживет, — ободрила Анця и протянула ему платочек. — На, вытри лицо, а то мама увидит, испугается.
— Вы уж не ходите. Я сам…
Анця смотрела на него жалостливым взглядом; вот так и ее детство прошло в нужде да побоях. Неожиданно Мишка повернулся к ней, глаза его сверкнули.
— Ему еще не так попадет от партизанов!
— Правда,
Маричка, Юрко и Петрик остановились возле хаты в нерешительности. Зайти и им туда или лучше пусть Мишка сам все расскажет?
Гафия, увидев избитого сына, охнула, кинулась к нему, запричитала:
— Исус, Мария! Кто это тебя? Да что ж это на белом свете делается?!
Мишка болезненно поморщился. Уж легче переносить побои, чем слезы матери.
Дмитрик
Несколько дней Дмитрик не показывался на глаза пастушкам. Он ухитрялся пригонять коров к водопою раньше мальчишек. И, конечно, быстрее уходил оттуда. Он их стал не на шутку бояться. Ко всему, его мучила зависть. Пастушки часто играют вместе в веснянку, в журавлика. А вот Дмитрик всегда один. Вспомнились слова Марички: «Не выдавай, будем играть вместе…» И почему он тогда сразу не согласился? Теперь она уже никогда с ним не помирится. А ведь раньше они дружили…
Это было позапрошлым летом. Мать Дмитрика и мать Марички белили в доме нотариуса. Пришли сюда и дети. Они помогали старшим: носили воду из колодца, вытряхивали ковры. Когда они принесли в комнату пани ковер, глаза Марички так и прилипли к цветной тарелке, что висела на стене. Это была необыкновенная тарелка: розы на ней красные, лепестки как живые. Вот бы поглядеть на нее поближе!
— Подержи, Дмитрику, скамейку. Я залезу, погляжу…
Девочка стала на край скамьи и только сняла тарелку — в дверях неожиданно показался пан нотариус. Маричка его боялась с самого раннего детства, когда он с жандармами чуть было не увел их Ласку. Увидев его, девочка вскрикнула — скамейка пошатнулась, тарелка выскользнула из рук. На полу остались лишь осколки.
— Ты что натворила! — прогремел над головой грозный бас нотариуса. — Убирайтесь отсюда!
— Йой божечки, пане нотараш! Это нечаянно… для счастья, — заикаясь, промолвила девочка.
— Вон! Я ничего не уплачу за работу вашим мамам. Тарелка такие деньги стоит!
— Так то ж не я, пане, — неожиданно стал оправдываться Дмитрик. — То Маричка залезла, чтоб назло вам…
Маричка на миг перестала дышать. Ей не верилось, что она все это слышит собственными ушами. Несмотря на испуг, в глазах молнией сверкнули сердитые синие искры и тут же выступили слезы обиды, негодования, злости. Она щипком впилась в руку Дмитрика. Черные косички подпрыгнули с таким возмущением, что казалось, и они хотят вонзиться в клеветника своими острыми концами.
— Куцый, ябеда! — крикнула девочка, еле сдерживая слезы, и стрелой выбежала на улицу. «Врун поганый. Я бы никогда так не сделала», — не могла успокоиться она.
Нотариус ни гроша не уплатил ее матери за работу.
Дмитрик в этот вечер ужинал вместе со взрослыми.
— Вот видите, какой у меня сын, — сладким голосом говорила хозяйке его мать. — Такой всегда правду скажет, не то что другие…
Маричка надолго затаила обиду и презрение к Дмитрику. «А я ему еще сказки про счастливую страну рассказывала», — корила она себя.