Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
Моргенлендер обращался теперь ко мне как к приятелю, и – возможно, мне это только показалось – Корнфельд продолжал молчать, но вроде бы чувствовал себя уже не так уютно.
– Энгьюин – паршивая крыса, – продолжал Моргенлендер. – Я не огорчусь, если он окажется в морозильнике, но только здесь все куда сложнее.
Я кивнул: пусть рассказывает дальше.
– Я не утверждаю, что он невиновен. Судя по всему, он его и укокошил. Я только говорю, что все сложнее. Хочу предупредить тебя, Меткалф. Если ты окажешься на моем пути, мне придется тебя топить. Вот оно как оборачивается. – Он убрал магнит обратно в карман и кивнул Корнфельду.
Я откусил еще кусок и попытался
– Пойми, я уважаю частных сыщиков, – сказал Моргенлендер. Он улыбнулся, и мне показалось, что о его язык можно зажигать спички. – Ты только усвой, когда лучше уйти в сторону. Сейчас вот как раз такой случай. – Он устало поднялся и одернул рукав.
До сих пор Корнфельд так и не вымолвил ни слова. Теперь он снял шляпу, сипло произнес: “До свидания”, – и открыл дверь Моргенлендеру. В дверях здоровяк оглянулся и еще раз дал мне возможность полюбоваться его кривой улыбкой. Я поднял руку. Они закрыли за собой дверь, и я слышал, как они шагают через приемную – мимо кроликов – к лифту, оставив меня наедине с сандвичем и уймой вопросов без ответа.
Я подошел к окну и поднял жалюзи. Окно выходило на восток, но лучи заката окрашивали склоны холмов над Оклендом и горели в окнах домов по ту сторону залива, превращая пейзаж в золотое шитье. Что и говорить, на расстоянии холмы казались просто красивыми. Я вернулся к столу, отодвинул в сторону сандвич и высыпал на столешницу щепотку зелья. Я измельчил его перочинным ножиком и уже нагнулся, чтобы вдохнуть, когда зазвонил телефон.
– Меткалф, – буркнул я в трубку.
– Это я, Ортон Энгьюин, – послышался голос. – Мне нужно поговорить с вами.
– Идет.
– Я слышал, вы уже взялись за дело, – неуверенно произнес он.
– Верно. Почему бы вам не подъехать ко мне в офис. Я подожду.
– Нет. Я не хочу напороться на инквизиторов. Приезжайте сами.
– Я уверен, что инквизиторы и так знают, где вы, – спокойно возразил я. – Вы под колпаком.
– Нет. Не думаю. Мне кажется, я оторвался от хвоста. Я в баре отеля “Вистамонт”.
– Ладно, – сказал я. – Ждите там, – и повесил трубку.
Я наклонился и втянул порошок ноздрей, завернул остаток сандвича в бумагу и кинул в мусорную корзину. Потом посмотрел последний раз на холмы в лучах заката, опустил жалюзи и спустился к машине.
Глава 7
У ближайшего киоска я притормозил и купил у старой козы-киоскерши вечерний выпуск “Окленд Фотогрэфик”. Печатное слово уже давным-давно сдавало позиции, но полностью исчезло только год назад, когда его запретили. Вот такие дела. Я припарковал машину и просмотрел газету Обычные фото без подписей, наглядно демонстрирующие деловую активность властей: президент, пожимающий руку верховному Инквизитору, конгрессмены, пожимающие руки делегациям избирателей, губернатор, пожимающий руку рекордсмену кармы этого месяца… Я поискал местную хронику и обнаружил несколько снимков номера, в котором убили Стенханта – силуэт, обведенный мелом на ковре, красные пятна на постельном белье. Кроме этого, имелись фотографии инквизиторов, показывавших кровавые отпечатки ладони на шторе, и фотографии тела под белой простыней в момент погрузки в машину. Это напомнило мне стандартные фотографии лишившихся кармы в момент укладки в морозильную
Последняя фотография показывала инквизитора Моргенлендера, обращавшегося к кому-то вне кадра. За его спиной, по обыкновению стиснув зубы, виднелся инквизитор Корнфельд. В общем, доблестные инквизиторы за работой на страже общественного порядка. Чертовски упрощенный взгляд: убийство не случается ни с того ни с сего – как, скажем, отрыжка. Убийство венчает цепочку взаимосвязанных событий, а последствия оного протягивают щупальца в будущее, так что обычными инквизиторскими методами не справиться. Я обдумал все это и усмехнулся своим мыслям. Убийство как распродажа. Убийство как учебное упражнение. Да что угодно, как то будет угодно нашей доблестной Инквизиции.
Я кинул газету на пассажирское сиденье и направил машину в холмы. Эшби-авеню была в этот час тиха и живописна, и я еще раз перебрал в памяти события дня – вдруг придет свежая мысль. Мысль не приходила. Видимо, Приниматель уже растворился в крови и притупил эмоции. Возможно, мне стоило лучше послушать радио.
Отель “Вистамонт” был из дорогих – не чета той дыре, где Стенхант имел несчастье закончить свою жизнь. Случись здесь убийство, кровь с пола вытрут вместе с отпечатками пальцев, а труп перенесут в менее престижное место задолго до прихода инквизиторов. Как знать, может так было и со Стенхантом. Именно в таких местах, как “Вистамонт”, останавливаются денежные мешки, которым хочется похвастаться, что они побывали в Окленде, но при этом не запачкать подошвы. Отель был огромен и похож на лабиринт, и в нем вполне хватало ресторанов и прочих заведений, чтобы у вас не возникало желания выглядывать в большой гадкий мир за стенами.
Я оставил машину на стоянке и вышел, зажав газету под мышкой. Я надеялся, что это поможет спровоцировать виновного на откровенность вне зависимости от того, видел он это раньше или нет. Одного вида этих фотографий хватит, чтобы выбить Энгьюина из колеи, а мне позарез необходимо признание. Уж чем-чем, а избытком тактичности я никогда не отличался.
Я замешкался под оценивающим взглядом швейцара – пожилого негра, видимо, одного из последних на подобной работе. В наши дни этим занимаются по большей части обращенные животные, но “Вистамонт”, судя по всему, гордился старыми дурацкими традициями, и негр являлся одной из них. Он одарил меня широкой улыбкой и распахнул дверь, а я приподнял шляпу.
В баре царил полумрак, из которого белыми льдинами выплывали столики. Последнее время в архитектуре интерьеров появилась мода создавать у человека иллюзию общения, оставляя его при этом на деле в уютном одиночестве, и бар “Вистамонта” мог служить эталоном подобного подхода. Я шагнул в темноту и начал оглядываться в поисках Энгьюина. Ничего не скажешь, он нашел-таки неплохое убежище. Я обнаружил его у дальней стены во вращающемся кресле за столиком, рассчитанным на двоих. Я уселся напротив, спиной к стене. Кресло было обтянуто бархатом, и я утонул в нем.
– Не очень-то вы спешили, – поднял глаза Энгьюин. Его лицо чуть заострилось, отвердело: он начал свыкаться с жестокой реальностью существования без спасительной оболочки нескольких единиц кармы на магнитной полоске карточки.
– Вы пока не оплачиваете мое время, – заметил я.
– А вы предпочитаете деловые отношения, Меткалф? – фыркнул Энгьюин.
Он сунул руку в карман, вытащил конверт и бросил на стол между нами. Я взял конверт, Там лежало тысяча четыреста долларов.
– За сегодня и завтра, – сказал он, удостоверившись, что я сосчитал деньги.