Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
– Боюсь, что нет.
– Это уже любопытно, – заметил я. – Именно так отреагировал доктор Тестафер. Стоит только упомянуть Фонеблюма, и все как один боятся, что его не знают. Чего боитесь вы, Дульчи?
Ее глаза расширились, и из горла вырвался странный звук, этакое сдавленное блеяние.
– Я… мне не следовало говорить с вами. Гровер будет сердиться.
– Вам не приходилось видеть этакого крутого кенгуру по имени Джой Кастл? Он работает на Фонеблюма, по крайней мере работал вчера.
– Нет, – это она произнесла твердо. Похоже, она была счастлива хоть раз ответить правду.
– Ладно. Давайте-ка зайдем с другой
– Ничего. – Она скинула шлепанец с левого копыта и с неестественной сосредоточенностью почесала бок, словно ее кусала блоха.
– О’кей, – сказал я. – Вы боитесь кого-то и не хотите говорить правду. Отлично. Я терпеливый человек, хотите верьте, хотите нет. Эта цепочка крепка, но не все ее звенья подогнаны друг к другу так, как вы с Тестафером. Так что мы обнаружим, что же скрывается за всем этим. – Я поздравил себя с удачным сравнением и прикинул, что сделать дальше. Я и наполовину не был уверен в том, что говорил, да и терпения мне на самом деле не хватает. Еще как не хватает.
– На Гровера оказывают давление, – неожиданно сказала овца. – Вы же понимаете, это не его вина. Ведь Денни Фонеблюм”.
– Довольно! – послышался голос от двери.
Это, конечно, был Гровер Тестафер собственной персоной, и в руке он держал пистолет, нацеленный на меня. Электронный пистолет, стреляющий дротиками, и держал он его так, что вполне мог знать, как с ним управляться.
– Привет, доктор, – сказал я.
Овца молча тряслась в своем кресле.
Тестафер шагнул в комнату и захлопнул за собой дверь. Судя по всему, ему отлично удавалось перемещаться по апартаментам Дульчи на полусогнутых ногах. Доктор проковылял на середину и остановился под сгорбленным торшером. При таком освещении его лицо стало театрально-дьявольским.
– Встать! – скомандовал он.
– О’кей, – нехотя кивнул я.
– Вон!
Я улыбнулся Дульчи и, согнувшись, пробрался к выходу.
– Проваливай! – Он обернулся к овце: – Ты останешься, – голос его срывался.
Я взялся за дверную ручку.
– Одна загвоздочка, Гровер. Шли бы вы первым…
– Заткнись.
Ну что ж, я честно пытался предупредить его. Я открыл дверь, сделал шаг влево и прижался к стене.
– Черт! – выругался Тестафер.
Я смолчал. Ему пришлось сложиться пополам, чтобы пролезть через низкую дверь, и, как только пистолет высунулся на улицу, я ударил его так сильно, как только мог – то есть достаточно сильно. Потом я развернулся и отвесил ему правой снизу, чуть не сломав руку о челюсть. Жирная туша осела в дверях, но я ухватил его за шиворот прежде, чем он упал внутрь. Я прислонил Тестафера к стенке и потянулся за пистолетом, но моя правая рука никак не могла дотянуться до него, так что я просто отшвырнул его ногой на несколько футов. Пистолет упал и потерялся в густой траве.
Тестафер так и сидел, привалившись к стене, а я держал его за шиворот. На его лице отчетливо читались все пятьдесят лет жизни в страхе. Изо рта капала слюна. Мне его даже жалко стало, ей-богу.
– Зайдем-ка внутрь и побеседуем, – предложил я, хотя голос мой был едва слышен.
Он молча кивнул и побрел, шатаясь, к главному входу. Насколько я мог судить, Дульчи старательно выполняла приказ: из пристройки не доносилось ни шороха.
Покои Тестафера отличались несколько большим вкусом и значительно
Приведя себя в порядок, доктор вернулся в комнату и стал передо мной. За это время самообладание к нему вернулось.
– Садитесь, – предложил он, и я сея.
Стол между нами – срез древесного ствола, отполированный до зеркального блеска. На столе ничего, кроме маленькой серебряной шкатулки, и я не особенно удивился, когда он открыл шкатулку и высыпал на стол горстку порошка.
– Вы очень настойчивы, мистер Меткалф, – сказал он, и я почти увидел, как его язык шарит по зубам и деснам, оценивая ущерб.
Я решил перейти прямо к делу. Мне осточертело прощупывать людей с нулевым результатом.
– Мне надо поговорить с Фонеблюмом. – Я постарался, чтобы это прозвучало должным образом.
– Надеюсь, что смогу вам в этом помочь, – осторожно ответил он. – Вы действуете не так, как люди из Отдела.
– Стараюсь.
– Я должен предупредить вас, что вы превышаете свои полномочия.
– Одно из преимуществ моей работы заключается в том, что я сам устанавливаю пределы своих полномочий, – сказал я. – Кто такой этот Фонеблюм, что ему так подчиняются?
Тестафер наклонился и начал измельчать порошок ножичком с рукояткой слоновой кости. Он глянул на меня из-под бровей и снова уставился на порошок, рассыпанный по блестящей поверхности. Солнце светило прямо на стол, и, пока Тестафер стучал ножичком, в солнечных лучах парили облачка белой пыли.
– Почти всю свою сознательную жизнь я провел в поисках ответа на этот вопрос, – ответил он, махнув рукой. – Мне неуютно в городе. Я не люблю людей. Я люблю готовить и слушать музыку. – Он убрал нож в шкатулку – Мы живем в мире компромиссов. В идеальном мире Денни Фонеблюму не нашлось бы места.
Я кивнул, чтобы поддержать разговор.
– Нас познакомил Мейнард, и мне известно только то, что их отношения были необходимы Мейнарду, хотя не знаю почему. Видите ли, он обыкновенный грязный гангстер. Но он имеет долю в делах Мейнарда, и я обнаружил это слишком поздно.
– А в ваших делах?
– Нет, нет. – Тестафер еще раз осторожно подвигал челюстью. – Фонеблюм умеет манипулировать событиями и кармой в своих интересах. Он мог бы испортить мне жизнь, но не делал этого. Но доли в моих делах у него нет. Ни кусочка. – Он достал из шкатулки трубочку и склонился над столом.
– Вы назвали его гангстером – чем он занимается?
Тестафер перестал нюхать, но разгибаться не стал.
– Я не знаю.
– А кто знает?
Тестафер выпрямился и рассчитанными, аккуратными движениями врача поправил рукава. Его лицо оставалось красным, но в целом вид уже был значительно лучше.
– Наверное, сам Фонеблюм.
– Не знаю, не знаю. У меня сложилось впечатление, что еще минута – и ваша овца все бы мне рассказала. Если вы не знаете, почему бы вам не пойти и не спросить у нее?