Питбуль
Шрифт:
– Я помню его дочь, – кивнула Конни и устремила взгляд в пространство, припоминая подробности. – Мы перекинулись с ней парой слов, когда я приходила в первый раз, и я помню, что она живет в Стокгольме или где-то там. Поэтому никто, кроме нас, его и не навещает. У нее нет возможности приезжать издалека, и именно поэтому она связалась с Патронажной службой, чтобы Яну не пришлось быть одному в последние дни. Она замужем за шведом, и, насколько я помню, у нее имя такое же, как у кого-то из группы «АББА».
– Агнета? – спросила Элоиза. – Или Анни-Фрид?
– Нет, я про фамилию.
– Ульвеус, – сказал Шефер. – Бьерн Ульвеус.
– Да, точно, – Конни указала на него пальцем, – Ульвеус!
– А ты не помнишь, как ее зовут? – спросила Элоиза.
– В бумагах Патронажной службы не написано?
Элоиза покачала головой.
– Ну, я могу попробовать спросить у других волонтеров, может, они знают? – предложила Конни.
– Да, будь добра, – сказала Элоиза и перевела взгляд на Шефера: – И не смогу ли я уговорить тебя сделать мне одолжение?
Он поднял подбородок, уже настороже.
– Какое?
– Ты не мог бы проверить имя, которое упоминал Фишхоф: Мадс Орек.
Шефер затянулся сигаретой. Он смотрел на Элоизу, медленно выпуская дым.
– Ну, ты же говоришь, что у Фишхофа деменция, так что вероятность того, что он бредил, довольно высока. Ты ведь понимаешь это?
– Я прошу тебя только сделать быструю проверку. Просто посмотреть, не появится ли какой-нибудь тревожный сигнал на радаре. Мне это нужно для спокойствия.
– Для его спокойствия или твоего?
– Да, – кивнула Элоиза, – я прошу и для себя тоже. После того, что случилось с моим отцом в свое время… – Она долго смотрела на Шефера. – Если я решила быть рядом до конца, мне нужно знать, что я нахожусь возле порядочного человека. Сейчас у меня появились сомнения, от которых я никак не могу избавиться, а ты знаешь, как я реагирую на неожиданности. Мне нужно выяснить, что за скелеты он прячет в шкафу.
Шефер сжал губы и кивнул.
– Я вижу, что тебе хочется full disclosure [7] , и вполне могу тебя понять, – сказал он. – Но я не могу просто войти в систему и начать искать в ней человека, если не ведется следствие и у меня нет причин им интересоваться. Ну, то есть могу, но мне нельзя.
7
Полного раскрытия информации (англ.).
– Почему?
– Потому что таковы правила. Иначе люди только бы и делали, что собирали информацию о соседях, о новом приятеле бывшей жены и так далее. Это нарушение неприкосновенности частной жизни, и это verboten [8] .
Элоиза склонила голову набок и приподняла бровь.
– Ты хочешь сказать, что никогда не нарушал этих правил?
– В прошлом, да. Но тогда это все было не так жестко, как сейчас. В наши дни человека, который смотрит что-то в базе данных, можно отследить по его поисковому запросу, и если кто-то придет и спросит, что это ты тут делаешь, а у тебя не найдется
8
Запрещено (нем.).
– И насколько вероятно, что кто-то действительно придет и спросит?
Шефер не ответил. Он провел ладонью по щетине с довольно громким звуком.
Они с Элоизой смотрели друг на друга, словно соревнуясь, кто первым моргнет.
Элоиза сдалась и откинулась на спинку стула.
– Да ладно тебе, Шефер. Ради старой дружбы?
– Чьей дружбы? – сухо спросил он и бросил огарок на тарелку. – Вашей с этим сумасшедшим стариком? Или нашей с тобой?
Элоиза улыбнулась.
– А какая разница?
11 июля, четверг
Шефер следил за вертолетом глазами, пока вел машину. Это был AS550 «Феннек», принадлежавший копенгагенской полиции, и он летел низко над жилым кварталом вдоль улицы Сортедам Доссеринг, полускрытый баннером магазина «Ирма» и другими рекламными вывесками. Спустя несколько мирных месяцев конфликт между бандитами разгорелся вновь, и накануне ночью прогремело три выстрела. Среди жертв не было гражданских – только уголовники, поэтому пульс у Шефера от этих новостей не подскочил.
Но его бывшая напарница входила в оперативную группу, расследовавшую эти дела, и он знал, что она находится в «железной птице». Он мог живо представить ее: черный боевой костюм на мускулистом теле и повязка на голове в лучших традициях Рэмбо. Лиза, мать ее, Августин.
Шефер улыбнулся своим мыслям. Он почти скучал по ней.
– Известно, кого они ищут? – спросил он, кивая на небо. – Есть подозреваемый?
Следователь по расследованию убийств Нильс Петер Бертельсен, сидевший на пассажирском сиденье, поднял голову и посмотрел в лобовое стекло.
– Какой-то наркодилер, который вчера вечером ликвидировал нескольких конкурентов в пиццерии. Димитрий… как-то там.
Бертельсен щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить фамилию. Затем перевел взгляд на Шефера и поднял брови.
– Слушай, уже ведь пора обедать?
Шефер взглянул на часы на приборной панели.
– Сейчас четверть одиннадцатого.
– Да, но я встал в половине шестого, и у меня уже в животе урчит. На улице Дроннингенс Твергаде есть восточная забегаловка, если заедем туда, я сбегаю куплю нам по кебабу.
– Через полтора часа у меня ланч с Микалой Фриис, так что на мою долю не надо, – сказал Шефер.
Встреча, о которой он говорил, была запланирована уже полторы недели назад – ланч с экспертом по составлению психологических портретов и бывшим полицейским психологом Микалой Фриис. Они должны были обсудить детали дела об убийстве, по которому их обоих вызвали для дачи показаний. Его – как следователя по этому делу, ее – как эксперта-свидетеля от прокуратуры.
– Да ну? – Бертельсен посмотрел на Шефера, сощурившись, и задвигал вверх-вниз бровями. – Она, несомненно, с большим нетерпением его ждет.