Питер-кролик и другие
Шрифт:
Мистер Браун неожиданно проснулся и унёс крота в дом. Он захлопнул дверь прямо у Орешкина перед носом.
Бельчата рассыпались по всему острову и набрали полные мешки орехов.
А дерзкий Орешкин набрал жёлтых и красных желудей, уселся
На третий день Вкуснйчка и шесть других бельчат поднялись рано-рано и отправились на рыбалку. Они поймали в подарок Старому Брауну семь жирных миног.
А у Орешкина не было никакого подарка. Он бежал впереди и распевал:
Как-то раз в пустыне спросил меня монах: — Сколько земляники зреет на волнах? Я ему ответил вежливо вполне: — Столько, сколько карпов спеет на сосне!Но мистер Старый Браун не интересовался загадками, даже если ему подсказывали ответ.
На четвёртый день бельчата привезли в подарок Старому Брауну шесть больших жуков, а для него жуки что сливы в пудинге. Каждый жук был завёрнут в лист щавеля, а каждый лист — скреплён сосновой иголкой.
Но Орешкин по-прежнему распевал, как самый настоящий невежа:
Старый мистер Бе! Вот загадочка тебе: „Мука — англичанка. И фрукт испанский в синем Встретились однажды Под ужасным ливнем, Долго обсыхали в очень жаркой печке. Если угадаешь — дам тебе колечко!“Всё это было просто смешно, потому что у Орешкина не было никакого колечка, и дать Старому Брауну было абсолютно нечего.
Остальные бельчата гоняли по всему острову за орехами, а наш Орешкин нарвал цветов шиповника и натыкал в них сосновых иголок. Он решил подарить их малиновкам вместо подушечек для булавок.
На пятый день бельчата привезли в подарок филину дикого мёда. Они стащили его у шмелей, которые жили на самой-самой макушке холма. Мёд был такой сладкий и липкий, что бельчата все перемазались. Пришлось облизывать пальчики. Наконец, они выложили мёд перед дверью мистера Старого Брауна.
А Орешкин в это время подпрыгивал и пел:
Жжу-жжу-жжу! Жжу-жжу-жжу! Жжу-жжу-жжу! Когда я брёл через перевал, Я летучих свинок повстречал: С жёлтыми шейками, с жёлтыми спинками; Я счастлив, что встретился с этими свинками!Мистер Старый Браун с отвращением посмотрел на нахального Орешкина. Но мёд съел весь!
На шестой день, а это была суббота, бельчата снова приплыли на остров. В последний раз. В подарок старому филину они привезли с собой свежее яичко.
А весёлый Орешкин скакал перед ним и горланил:
Шалтай-Болтай лежал на траве, С белымОрешкин приплясывал, как солнечный лучик. Но Старый Браун всё ещё молчал и пока не говорил ни слова.
А Орешкин не унимался. Он скакал, и вопил, и завывал как ветер, и наконец подпрыгнул и с разбегу вскочил прямо на голову Старого Брауна!..
И послышался шелест крыльев, и раздался шум драки, и разнеслось очень громкое — „Виу!“. Остальные бельчата бросились врассыпную и попрятались в кустах.
Когда они осторожненько, оглядываясь по сторонам, вылезли из кустов, то увидели, как Старый Браун тихо сидит на пороге и глаза у него закрыты, будто ничего не случилось.
Но Орешкин сидел в жилетном кармане мистера Старого Брауна!
Кажется, тут и конец всей истории. Но это не так.
Старый Браун понёс Орешкина в дом, взяв его за хвост. Но Орешкин стал вырываться изо всех сил, и хвост его переломился как раз на две половинки. Орешкин рванулся к лестнице и выскочил в чердачное окно.
И до сего дня, если вы увидите Орешкина на дереве и попытаетесь загадать ему загадку, он будет швырять в вас палками, и топать ногами, и ругаться, и кричать:
— Чок-чок-чок-кук-курр-кук-к!
Старый портной из Глостера
В те далёкие времена, когда в моде были шпаги, напудренные парики и долгополые камзолы с вышитыми на лацканах цветами — именно тогда, когда благородные господа носили гофрированные кружевные манжеты и жилетки из тафты, обшитые золотыми лентами, — жил-поживал в городе Глостере старый портной.
Сидел он себе посиживал, скрестив ноги по-турецки, на портновском столе возле самого окна в своей маленькой мастерской с раннего утра и до самых сумерек.
Целыми днями кроил он и выкраивал, сшивал и смётывал куски гроденапля и люстрина: у тканей тогда бывали такие странные имена!
Надо заметить, что хоть он и шил всякие шёлковые наряды для горожан, сам-то старый портной был бедный-пребедный. Был он маленький сухонький старичок с остреньким личиком, в очках, со скрюченными от старости пальцами, в потёртом пиджачке.
Он кроил заказанное ему платье экономно, присматриваясь к вышивке на ткани, так что у него оставались только крошечные лоскуточки.