Питер Нимбл и волшебные глаза
Шрифт:
Мальчик тяжело задышал, изо всех сил стараясь убрать со своей шеи душащую руку.
– Время… подходит… – выдохнул он.
– Как ты прав! – Пенсил сжал шею Питера ещё сильнее. – Пришло время присоединиться к нашей игре в нож…
Вы, наверное, догадались, что Пенсил Куксон собирался сказать «ножички», но его речь прервал бой огромных часов, возвещающий о наступлении полуночи. Механический пеликан сорвался со своего насеста и начал кричать и кружиться, накручивая вокруг себя цепь, как гигантская шпулька. Цепи на кандалах, сковавших ноги хулиганов, натянулись. Потрясённый Пенсил отпустил Питера, и, прежде чем кто-то понял, что происходит, пятеро мальчиков
Пока Пенсил и его банда осматривали окрестности здания суда с высоты птичьего полёта, Питер с трудом поднялся на ноги и отряхнулся. Он слышал неровное всхрапывание в конце аллеи и понимал, что животное не сбежало. Он чувствовал запах крови на камнях.
– Ты в порядке? – спросил мальчик, подходя ближе.
Именно тогда ему в нос ударил острый аромат мускуса. А ведь этот самый запах он выучил только вчера. Запах зебры.
– Ты принадлежишь галантерейщику, – сказал он, протягивая руку.
Вместо того чтобы отпрянуть, животное придвинулось ближе и прижалось носом к ладони Питера.
Мальчик опустился на колени и взял голову зебры в свои тонкие руки. «Что они с тобой сделали?» – сказал он, ласково поглаживая её затылок. От этого нежного прикосновения по телу животного пробежала дрожь. Питер прижал руку к рёбрам зебры и нащупал слабый пульс. Он гладил зебру, и её сердце постепенно набирало обороты, пока пульс полностью не восстановился.
– Я так понимаю, хозяин оставил тебя, – сказал Питер, помогая зебре подняться. – Если бы хоть ты могла рассказать мне про те яйца…
При упоминании яиц зебра тихо и нежно заржала ему в ухо. Будь Питер попростодушнее, он бы решил, что она поняла его просьбу. Но ведь это невозможно… Животные понимают речь так же плохо, как и разговаривают.
Будто бы пытаясь ответить, зебра побрела в конец аллеи, где на земле лежала шкатулка галантерейщика. Она взяла её разбитым ртом и принесла прямо к ногам Питера.
Мальчик не понимал, что делать.
– Хочешь, чтобы я её открыл? – спросил он.
Зебра снова тихонько заржала, подталкивая его руку к шкатулке. Питер наклонился и скользнул пальцем в старый изношенный замок. Щёлк! – и крышка открылась.
– А теперь что?
Он услышал, как спасённая зебра наклонила голову и понюхала содержимое шкатулки; она взяла губами одно яйцо, затем ещё одно – и аккуратно положила их в открытую ладонь Питера. А потом отступила назад и стянула повязку с глаз мальчика.
– Мне… Мне очень жаль, – сказал мальчик. – Но я всё равно не понимаю, чего ты хочешь.
Питер протянул руку в надежде, что зебра может дать ему дальнейшие указания, но зебра необъяснимым образом исчезла. «Эй!» – окликнул он, обернувшись. Питер силился уловить стук копыт или фырканье, но ничего подобного слышно не было. Только два таинственных желтка лежали у него на ладони. Он покатал круглые шарики между пальцами – мальчику показалось, что в их размере и текстуре было что-то до боли знакомое. Питер прижался носом к тёплой оболочке.
– Я откуда-то знаю этот запах, – пробормотал он себе под нос. – Но откуда?
И в этот момент с Питером случилось то, что врачи называют «вспышкой прошлого»: хитроумный медицинский термин, означающий момент, когда кто-то вспоминает события, которые произошли давным-давно. Питер едва не задохнулся от переполнивших его запахов и звуков из далёкого прошлого. Он вспомнил крики и грохот. Он вспомнил, как его сунули в корзину.
– Это же пара глаз, – сказал Питер и в изумлении отшатнулся. Разве так бывает? Слишком необыкновенное совпадение: слепой мальчик умудряется украсть шкатулку, полную глаз. Три пары глаз, которые так и жаждали, чтобы их нашли! Питер изучил каждую пару, чувствуя теперь незначительные различия в весе и размере. Первая пара была вылеплена из тончайшей золотой пыли; вторая – вырезана из гладкого чёрного оникса; последняя же пара глаз представляла собой необработанные изумруды, самые чистые драгоценности, до которых ему довелось дотронуться.
Питер взял золотые глаза, и его пульс участился. Эту пару выбрала для него зебра. Она подсказала Питеру, что надо делать.
Питер Нимбл глубоко вздохнул и унял дрожь в руках. Как можно более аккуратно он вставил глаза в глазницы.
Моргнул.
И моментально пропал, как в воду канул.
Глава четвёртая
Сэр Тоуд и знакомый голос
В следующее мгновение Питер оказался под водой. Столь внезапная смена окружающей среды настолько застала мальчугана врасплох, что он не смог даже сделать вдох и вместо этого наглотался терпкой солёной воды. Он молотил ногами под водой, стараясь двигаться в том направлении, где, как он отчаянно надеялся, находилась поверхность водоёма. Когда же голова его наконец вынырнула наружу, он услышал два звука: раскатистый рёв падающей воды и симфонию дзынькающего стекла. Питер начал кружиться вокруг своей оси в слепых поисках любого предмета, который помог бы ему удержаться на плаву. Одной рукой он натолкнулся на что-то небольшое и твёрдое. Обычная стеклянная бутылка. Мальчик широко раскинул руки и начал ощупывать бутылки самых разных форм и размеров, плавающие вокруг него. Где он оказался? Течение обволакивало его худые ноги, увлекая за собой обратно на глубину. Питер выплюнул изо рта воду, стараясь держаться на поверхности.
– Помогите! – крикнул он, откашливаясь. – Кто-нибудь, на помощь!
Как вы могли уже догадаться, Питер не очень хорошо плавал. Те немногочисленные встречи с водой, которые случались в его жизни до сих пор, научили мальчика держаться подальше от этой субстанции. Питер попытался вспомнить, что же привело его в такое ужасающее положение, и последним воспоминанием было то, как он своими руками вставляет в глазницы пару золотых глаз. А потом – хлоп! – и он оказывается под водой, окружённый сотнями дзынькающих бутылок.
Ещё немного, и Питер погибнет.
Для вора смерть – одна из издержек профессии. Питер неоднократно обдумывал вероятность скорого конца, будь то на виселице или от зубов сторожевой собаки. Но мысль, что он сейчас утонет, наполнила его печалью. Он нашёл шкатулку с глазами только для того, чтобы так скоро её потерять. Ему даже не представился случай попробовать две другие пары.
Тело мальчишки сковал ледяной холод. Он погружался все ниже и ниже под воду, и ум его постепенно затуманивался. Последние пузырьки воздуха выскользнули изо рта и носа, и Питер понял, что он никогда больше не почувствует тепло солнца или свежий запах морского ветерка и никогда не услышит шума дождя. И тогда его ушей достиг тонкий голосок: