Питер Пэн и Венди
Шрифт:
Неужели потому, что Неряха воспитанный и сам того не подозревает, что, как известно, и есть настоящая воспитанность.
Крюк вспомнил: чтобы предложили твою кандидатуру в общество „Пои“, нужно доказать, что ты и не подозреваешь о том, что ты человек воспитанный.
С криком ярости он занёс свой железный крюк над головой Неряхи, но вдруг остановился. Его удержала внезапная мысль:
— Убить человека только за то, что он хорошо воспитан? И голос далёкой школы тут же ответил:
—
Несчастный Крюк почувствовал, что силы оставили его, и, словно срезанный цветок, он упал на палубу.
Верные его псы решили, что он на время выбыл из игры, мгновение — и дисциплины как не бывало: они пустились в такой буйный пляс, что он тут же вскочил на ноги, словно на него вылили ведро ледяной воды. Во всём его облике не было и следа недавней слабости.
— А ну молчать, подлые псы! — крикнул он. — А не то проколю вас якорем!
Все тут же смолкли.
— Заковали вы детей в цепи, чтобы не улетели?
— Да, капитан.
— Тогда тащите их на палубу!
Несчастных пленников приволокли из трюма, всех, кроме Венди, и выстроили в ряд перед Крюком. Казалось, он их не замечал. Он сидел развалясь с колодой карт в руках, мыча себе под нос обрывки какой-то грубой песни (впрочем, отказать ему в музыкальности было бы несправедливо). Сигара у него во рту время от времени разгоралась, бросая зловещий отблеск на его лицо.
— Слушайте меня, храбрецы! — произнёс он наконец решительно. — Шестерых из вас сегодня ночью я отправлю по доске в море. Двоих оставлю. Мне нужны юнги. Кто будет у меня юнгой?
Когда мальчиков выводили из трюма, Венди сказала им: „Постарайтесь без нужды не раздражать его“. И вот Шалун вежливо выступил вперёд. Ему претила мысль о службе под началом Крюка, но он чутьём понимал, что лучше свалить за это вину на кого-нибудь отсутствующего; и хотя он не отличался особым умом, всё же знал, что только матери всегда готовы принять вину на себя. Это знают все дети — и относятся к матери свысока, без конца пользуясь при этом её слабостью.
Шалун решил быть благоразумным и сказал:
— Видите ли, сэр, наверно, моя мама не захочет, чтоб я был пиратом. А твоя, Малыш?
И он подмигнул Малышу, и тот тут же сокрушённо произнёс (можно было подумать, что он глубоко сожалеет об этом):
— Наверно, и моя не захочет, чтобы я был пиратом. А твоя, Близнец?
— Нет, наверно, — ответил, не задумываясь, первый Близнец. — А твоя, Задавака?
— Заткните им глотки! — рявкнул Крюк. И их оттащили в сторону.
— Ну а ты, парень? — сказал Крюк, обращаясь к Джону. — Похоже, что ты не трус. Разве тебе никогда не хотелось стать пиратом, храбрец?
Нужно тебе сказать, что Джон и вправду нет-нет да и мечтал об этом, особенно
— Да, я подумывал об этом, — признался он. — Мне хотелось, чтобы меня звали Джэк Кровавая Рука.
— Молодец! Хорошее имечко! Так мы и будем тебя звать, если ты пойдёшь ко мне юнгой, храбрец.
— Что ты на это скажешь, Майкл? — спросил Джон.
— А меня как будете звать? — спросил Майкл.
— Джо Чёрная Борода!
Майкл заколебался — и немудрено!
— Ну как, Джон?
Он хотел, чтобы решение принял Джон, ну а Джон, конечно, хотел, чтобы решение принял Майкл.
— А мы останемся верными подданными Короля? — спросил Джон.
— Ну нет! — прошипел Крюк сквозь зубы. — Вы должны будете принести присягу: „Долой Короля!“
Возможно, Джон вёл себя до того не слишком хорошо, но тут он не сплоховал.
— Тогда я отказываюсь! — крикнул он, стукнув кулаком по пороховой бочке прямо под носом у Крюка.
— И я отказываюсь! — подхватил Майкл.
— Британия — владычица морей! — взвизгнул Задира. Разъярённые пираты надавали им зуботычин, а Крюк прорычал:
— Вы сами подписали себе приговор! Ведите наверх их мать! Готовьте доску!
Увидав, что Билл Джукс и Чекко тащат роковую доску, мальчишки побледнели. Не забывай, ведь они ещё маленькие. Но, когда на палубу вывели Венди, они постарались принять бодрый вид.
Я никогда не смогу тебе описать, до чего Венди презирала пиратов. Мальчишкам хотя бы чудилось в пиратстве какое-то величие, но Венди видела только, что на корабле такая ужасная грязь, будто его испокон века не мыли. Стёкла в иллюминаторах были такие пыльные, что на них так и хотелось написать: „Грязнули“, — что Венди и сделала, пока её вели на палубу. Но, когда мальчики окружили её, она, конечно, уже не думала об иллюминаторах.
— Ну, красотка, — сказал Крюк голосом сладким, как сироп, — сейчас ты увидишь, как твои детишки пройдутся по доске.
Как ни изыскан был наряд Крюка, брыжи его были грязноваты — вспомни, как пот катил с него градом, когда он предавался своим тайным мыслям, и тут он вдруг заметил, что Венди не отводит от брыжей взгляда. Он попытался поскорее прикрыть их рукой, но было поздно.
— Они должны умереть? — спросила Венди, взглянув на него с таким бесконечным презрением, что Крюк чуть не лишился чувств.
— Да, должны! — отрезал Крюк. — А ну молчать! — И с торжеством в голосе объявил: — Последнее слово матери к сыновьям.