Питер Снелл. Без труб, без барабанов
Шрифт:
Я пропустил середину соревнования, решив, что лучше все-таки мне размяться, но я увидел финиш Кларка. Он финишировал с колоссальной мощью и у самой ленточки сделал жест фотографам, чтобы они не помешали двум другим бегунам. Этим спортсменам предстоял еще один круг, а ведь они были бегунами мирового класса и в тот вечер перекрыли свои личные рекорды! Обогнав на круг, он прошел мимо них так же легко, как автогонщик проносится мимо велосипедиста.
Его поведение после бега поразило меня не меньше, чем само выступление. Казалось, он считает свое фантастическое достижение заурядным, будничным явлением и не особенно удивляется
В забеге на 800 м после бодрого первого круга я занял превосходную позицию. Однако, решив начать спурт за 300 м до финиша, я не смог обойти даже Боултера, когда этот момент подошел. Мы бежали грудь в грудь, и только в конце виража я наконец обошел его. Крозерсу ничего не стоило оторваться от меня на прямой. Он победил с результатом 1.47,1. Я даже не стал узнавать свое время; это хорошо характеризует мое настроение в ту пору.
Я хотел возвратиться домой. Я был готов заявить Артуру об этом прямо, потому что он настаивал на продолжении выступлении и присоединении к нему в его поездке в Германскую Демократическую Республику. Но теперь Артур был в Югославии с Бейли, и у меня не было никаких шансов уехать домой. Наконец я решил, что буду состязаться в Берлине и постараюсь победить на той самой дорожке, где Ловлок выиграл в 1936 году олимпийскую медаль за победу на 1500 м для Новой Зеландии. Чтобы не нарушать установленную им традицию, а также учитывая, что это выступление означало конец моего спортивного пути, я решил провести забег с полным напряжением сил. Хотелось закончить свою спортивную карьеру победой,
Я твердо решил не поддаваться ни на какие уговоры, но это оказалось нелегко, как только я вновь встретился с Артуром. Он хотел посетить Швецию, и, конечно, без меня его поездка многое бы проиграла. Он понимал, что я не в форме и знаю об этом, и стал энергично убеждать меня, что, судя по моему выступлению в Лос-Анджелесе, пара недель тренировок даст мне возможность показать еще кое-что стоящее, прежде чем я расквитаюсь с бегом. Весь вопрос в том, говорил он, что я не провел доводящую работу.
Но я знал из своих выступлений, что меня бьют не за недостаток доводящей работы, а за то, что мне не хватает физической готовности. На последней прямой вы не будете скрючиваться, если вам недостает одной только быстроты.
Однако приняв в Норвегии такое решение, я отказался выступать в забеге на 1609 м (в программе объяснялось, что такая дистанция эквивалентна одной английской миле), устроенном во второй день соревнования в Осло. Я побегал трусцой по лесным тропинкам час и сорок пять минут, а после ленча пошел посмотреть эту милю на стадион. Джон уверенно обыграл Грелле, показав 4.00,6. На следующее утро я проводил его домой, в Новую Зеландию, а сам отправился в Западный Берлин.
В тот же день я участвовал в забеге на 1500 м. Моросил дождь, дорожка была сырой, и бег начался в медленном темпе. Я думал, что Грелле, проиграв Джону, не доставит больших хлопот и мне, но, как и в других соревнованиях, несмотря на мое огромное желание финишировать хорошо выйдя на прямую, спуртовать я не мог. Я не был доволен своим выступлением. Обычно мой бег — демонстрация настоящей готовности. Мне всегда доставлял громадное удовлетворение свободный
У меня были все возможности, чтобы выиграть это последнее состязание, но я оказался неспособным на это. Последний круг мы прошли довольно быстро, но искры, жизни в моем беге не было. Грелле и местный бегун были на финише впереди меня. Шюль пришел четвертым. Я показал 3.44,0.
Миновав контрольный пункт на границе между ГДР и ФРГ, мы с Артуром прибыли в Лейпциг. Мы были гостями Академии спортивной медицины ГДР.
Главной целью поездки в Лейпциг было чтение Артуром лекций для врачей академии. Было приглашено также несколько избранных тренеров. Все это сильно не походило на ситуацию в Новой Зеландии, где один-два врача могут присутствовать на беседах Артура с тренерами, но никогда не приглашают его на свои конференции по спортивной медицине.
Позднее мы поехали на чудесным образом реконструированный Лейпцигский стадион, где академия располагает своими лабораториями и клиниками. Я был подвергнут физиологическому тесту, который, к моему смущению, провели полностью женщины-врачи. Они проверили мой вес, рост, костную структуру, степень жировых отложений в различных частях тепа. Мне дали бариевый тест для определения с помощью рентгеновских лучей емкости сердца, а затем посадили на велосипед, оснащенный специальной маской, так что каждый мой выдох мог быть собран и подвержен анализу, а также системой, позволяющей регулировать нагрузку. Одновременно записывалась моя электрокардиограмма.
Я педалировал в течение семи минут, потом отдохнул, педалировал еще две минуты против увеличенного сопротивления, затем еще две минуты в условиях еще большей нагрузки и, наконец, еще две против еще большего сопротивления. Кто-то сказал: «Остановитесь, когда станет тяжело», и я протянул еще четыре минуты, прежде чем едва не проглотил маску в своих усилиях набрать воздуха. Когда я прекратил крутить педали, пот лил с меня градом, однако все, казалось, были очень довольны полученными результатами.
Мне сказали, что я достиг тех же показателей, какие обнаруживаются лишь у велосипедистов высшего класса. Поскольку мои мышцы не были тренированы к езде на велосипеде, это было весьма удивительным и вместе с тем хорошо подчеркивало ценность развития сердечно-респираторной системы посредством бега для повышения уровня выносливости мышц.
Наши лейпцигские хозяева позаботились о том, чтобы мы проехали пограничный пункт без хлопот, и мы даже некоторое время приятельски болтали с охраной, пришедшей инспектировать наш поезд. Быстрая западногерманская электричка домчала нас в Нюрнберг.
После приятного двухнедельного пребывания в гостях у фирмы «Адидас», мы стали готовиться к возвращению домой. Турне закончилось.
Я был обеспокоен предстоящим возвращением на родину. Мне хотелось приехать в Новую Зеландию без всякой шумихи. Во время турне я получал много писем от новозеландцев, и из них мне стало совершенно ясно, что думают по поводу турне мои соотечественники. В прошлом мне оказывали очень милые встречи, и я знал из писем, что люди в этот мой приезд позаботятся о том, чтобы я не был удручен, не увидев на аэродроме никого из приветствующих.