Питер
Шрифт:
— Пароль: свадьба! — крикнул Иван еще раз, уже не надеясь, что его услышат.
Молчание.
— А кто идет? — спросили оттуда наконец.
— Жених идет! — ответил Иван.
Еще заминка. Потом негромкий «клац!». Пулемет сняли с боевого взвода.
— Иван, ты шо ли?
Иван хотел выматериться в голос, но сил уже не было, да и злобы тоже. Ответил просто:
— Я.
— Тю! — сказали с блокпоста.
Вот тебе и «тю».
— Выруби свою лампочку, я тут ослепну сейчас!
Вымокший,
— Кто старший дозора? Почему один?
— Так это… — сказал Ефиминюк. — Я это…
— Кто старший? — повысил голос Иван.
Ефиминюк замялся, начал прятать глаза.
— Сазонов набольший, — признался наконец. — Ты уж звиняй, командир, за пулемет. Да я ж не со зла. А Сазонов, он здесь был… тильки его позвалы на полминуты.
Так. Сазонов, значит.
— Кто позвал?! — резко спросил Иван.
— Да я шо, крайний? Не знаю.
— Распоясались, — сказал Иван. — Ничего, я с вами разберусь.
Он отодвинул Ефиминюка в сторону, перелез через мешки с песком. Пошел к свету. Василеостровская станция закрытого типа, поэтому на ночь все двери запирались, кроме двух — одна ведет на левый путь, другая — на правый. Иногда выставляли дозор и на служебную платформу, которая находится дальше в сторону Приморской — но не всегда. Это когда в Заливе начинался «сезон цветения» — и всякая хрень лезла из туннеля только успевай нажимать на спуск.
Сегодня же обычный дозор, контролирующий туннель, облажался. Это называется Феномен Бо — на жаргоне диггеров. Когда косяк допускает тот, от кого этого никак не ожидаешь. Ошибка резидента.
Сазонов — ты же битый волчара, ты-то как умудрился? Расслабились, блин.
Василеостровская никогда не относилась к очень красивым станциям, как, например, та же Площадь Восстания, где высокий свод, тяжелые бронзовые светильники, колонны с лепниной и роскошная, «сталинская» отделка зала. «Васька», как называют станцию фамильярные соседи с Адмиралтейской и Невского — станция аскетичная и суровая, готовая выдержать голод, холод, атаку тварей и спермотоксикоз защитников. Чисто питерская станция-крепость.
Иван поднялся на платформу через единственную открытую дверь. Остальные на ночь закрывались — во избежание. Еще на подходе к станции он услышал гул вентиляции. Это гудели фильтры, нагнетавшие воздух с поверхности. Василеостровская давно утратила центральное освещение (таких станций в метро осталось то ли три, то ли вообще одна), но системы фильтрации воздуха и насосы откачки грунтовых вод здесь все еще работают. Хотя и стоит это недешево.
«Мазуты» с Техноложки дорого берут за свои услуги.
А куда денешься?
Зато туннели почти сухие. И есть чем дышать даже на закрытой на ночь станции.
Неяркий
На станции была ночь. Основные светильники, которые питались от дизель-генератора, стоящего в отдельной дизельной, на ночь выключались. Работали лишь лампочки дежурного освещения, запитаные от аккумуляторов — китайские елочные гирлянды, протянутые над дверными проемами. Поэтому ночью станция становилась уютней. Хорошее время.
Кашель, храп взрослых, сонное дыхание малышни — и красные, синие, желтые мелкие лампочки.
Иван прошел по узкому проходу между палатками, закрывавшими большую часть станции. Это была центральная улица Василеостровской, ее Невский проспект, существовавший только ночью. Днем палатки убирали, сворачивали, чтобы освободить место для работы, а по выходным и праздникам: для развлечений. В южном торце станции, за железной решеткой, возвышались видимые даже отсюда ряды клеток — мясная ферма. Иногда оттуда доносился резкий звериный запах.
В отдельной палатке спали дети, начиная с четырех лет. Детский сад.
Иван шел мимо вылинявших, залатанных палаток, слышал дыхание, кашель, хрипы, иногда кто-то начинал бормотать во сне, потом поворачивался на бок. Старая добрая Василеостровская.
Завтра освободят всю платформу и поставят столы. Завтра станция будет гулять. И осталось до этого — Иван повернулся и посмотрел на станционные часы, висевшие над выходом к эскалаторам… Красные цифры переключились на четыре двадцать три. Еще три часа.
Долго он провозился. Иван шагал и иногда ему мерещилось, что он проваливается вглубь гранитного серого пола. Он поднимал голову и просыпался.
Спать.
Но для начала следует сдать снаряжение и умыться.
— Где ты был? — Катя, заведующая снаряжением и медчастью Василеостровской, сузила глаза.
— Хороший вопрос. А что, не видно? — поинтересовался Иван, расстегивая «алладин». Костюм химической и радиационной защиты Л-1 штука ценная, без нее в некоторых местах не сделаешь и шагу. Особенно, если тебе хоть немного дорого то, что у тебя ниже пояса.
— Еще бы не видеть. Весь перепачкался, хуже гнильщика.
Иван закончил с «алладином», бросил его в металлический бак для санобработки. Стянул и туда же положил изгвазданные резиновые сапоги. Теперь портянки. Иван размотал их и отшатнулся. Ну и запах. Распаренные ноги на воздухе блаженно ныли, словно не могли надышаться. Иван бросил портянки в бак и поскорее закрыл его крышкой. Все.
— Где же тебя носило? — спросила Катя, пропуская его вперед. Невыспавшаяся и раздраженная, она была еще красивее. Точнее, красивой она становилась всегда, когда злилась.