Питер
Шрифт:
— Готовы? — Иван натянул резиновые перчатки с отдельным указательным пальцем — чтобы можно было нажимать на спуск автомата. Армейское снаряжение. На Техноложке такого добра завались и больше…
— Почти, — сказал Уберфюрер, с треском распечатывая моток скотча.
— Помогаем друг другу! — велел Иван. Голос из-за маски звучал глухо и словно издалека.
Теперь зафиксировать швы и стыки в одежде скотчем. Незаменимая всё-таки штука — клейкая лента.
— Ну, всё. С богом, — сказал он, когда
Иван огляделся. Каждый готовился к заброске по-своему. Бледный Кузнецов, настоявший, что он тоже пойдёт, сидит и пытается скрыть волнение. Пальцы подрагивают. Нога отбивает лихорадочный неровный ритм. Это ничего. Это нормально для первого раза. Даже для десятого — ничего.
Звездочёт почти спокоен. Уберфюрер ржет и скалится — но он всегда скалится. Седой равнодушен и словно слегка вял. Водяник пытается что-то рассказать, но его никто не слушает. Мандела то встает, то снова садится, словно на пружинках весь.
Иван выдохнул. Прикрыл глаза. Сосчитал до пяти. Открыл.
— Пошли!
Балтийцы запустили их в шлюзовую камеру — тёмная, маленькая, пустая. Закрыли за ними дверь. Иван услышал, как щёлкнул металлом замок, как пришли в движение механизмы гермодвери. Фонари освещали лица напротив, отсвечивали от стекол противогазов. Иван присел на корточки, положил автомат на колени. Теперь подождать минут пять-десять до полной герметизации внутренней двери. Потом ещё минут десять — пока в тамбур подкачают воздух, чтобы создать избыточное давление. Затем открыть внешнюю дверь…
Стоп. А это ещё что?
Звездочёт уже взялся за внешнюю дверь, начал крутить рукоять.
— Стоп! — приказал Иван. Встал, сделал два шага и положил руку учёному на плечо. — Без команды не дёргаться. Я предупреждал.
Звездочёт повернулся. Похлопал глазами от света Иванова фонаря. Лицо за прозрачным стеклом маски недоуменное.
Да уж, придётся нелегко. Команда ни фига не сработанная, кто ещё знает, какие фокусы они мне выкинут…
— Та герма, — показал Иван на внутреннюю дверь, — ещё не схватилась.
— А! — Звездочёт наконец сообразил. — Виноват.
— Действовать, когда я скажу. По моей команде, — напомнил Иван то, о чём уже сто раз переговорили, когда готовились к заброске. — Пока ждём.
Десять минут тянулись дольше, чем предыдущие два дня. Зачем мне это? — вдруг подумал Иван. — Этот геморрой?
Посмотрел на часы. Зеленоватые мерцающие обозначения. Пора.
— Открывай, — велел он Седому. Тот кивнул. Иван почувствовал, как набирает обороты сердце и руки начинают подрагивать от выброса адреналина. Всё вокруг стало ярче, более объёмное, выпуклое, рельефное.
Ну, с богом. Поехали.
С угрожающим скрежетом дверь начала открываться…
Серая громадина вокзала
БАЛТИЙСКИЙ ВО ЗАЛ, — прочитал Иван надпись над входом. Буква «К» почему-то выпала.
Они поднялись по ступеням — боевым порядком. Один бежит, другой прикрывает. Остановились на крыльце.
Глухая резиновая тишина.
«Входим», — показал Иван жестами. «Смотреть в оба».
Вокзал был огромен — даже по Ивановым меркам больших помещений. Диггер прищурился, огляделся. Справа ряды ларьков. Раньше противоположная от входа стена была почти целиком из стекла, теперь это скорее напоминало огромный дверной проём. Ворота в железнодорожную вечность. Стальные балки, перечерчивающие проём крест накрест, были оплетены тонкими лианами.
Дальше — за противоположной стеной — начинались перроны. Иван увидел зелёно-ржавый поезд, стоящий на одном из путей.
Пасмурное небо почти не давало тени. Но Иван всё равно рефлекторно переступал бледные тени балок на полу.
— Смотри, — его толкнули в плечо. Иван повернул голову.
Семья скелетов расположилась у справочной стойки. Папа, мама, двое детей — видимо. Голые костяки, обрывки одежды. Рядом с мертвецами застыли чемоданы — распотрошенные, с выпущенными наружу внутренностями; светлые некогда вещи стали жёлто-чёрными от пыли, окаменели. Семья ехала на отдых. Или от бабушек… Или ещё куда.
Вперёд!
Диггеры пересекли зал ожидания и перебежками вышли к путям. «Направо», — показал Иван. Там, дальше вдоль путей находилось раньше железнодорожное депо.
Составы ржавели, заброшенные так давно, что успели забыть, кто такие люди. Громоздкие железные звери, стянувшие свои тяжёлые тела, чтобы умереть в одном месте. Но не все умерли…
Паровоз был такой, как его описывал профессор.
— Отлично! — сказал Иван. — Проф?
— Увы, нет. Бесполезно, — профессор покачал головой.
— Проф, вы что? Вот же он стоит — смотрите! Ваш паровоз.
Чёрный, солидный. Краска слегка облупилась, местами потеки ржавчины — но выглядит куда крепче своих более современных собратьев. Иван даже залюбовался. Рабочая машина.
— Пути, — сказал Водяник.
— Что пути? — не понял Иван. — Так он на путях и стоит — вон, смотрите. Просто другая ветка…
— Пути перекрыты, — в голосе профессора была космическая усталость. — Видите состав, Иван? Сколько нам таких, по-вашему, нужно сдвинуть?