Питер

Врочек Шимун

— А если приду? — Убер передернул рукоять взвода — лязг! Рукоять вернулась на место. Готово. — Не раскаешься?

— Раскаюсь, конечно. Но буду ждать, — сказал Иван. Открыл затвор калаша — патрона не было. Вот всегда так. Он достал запасной рожок, выщелкал на ладонь — и тут всего два патрона. Вставил обратно в рожок. Посмотрел на Убера. — Споем, что ли?

— Зачем? — Уберфюрер положил пулемет на подоконник.

Патроны кончились. За стенами здания, на улице, Иван слышал шаги подступающих

тварей-гончих и тяжелую, как сон в духоте, поступь Блокадника.

— Да так, — Иван улыбнулся. Вынул из кармана куртки гранату, положил справа от себя. Нож слева. — Видел я один фильм… Мол, там у друзей кончились патроны, и один сказал: если петь песню, враг испугается. И отступит.

Уберфюрер хмыкнул. Взял двустволку и вставил в нее последний патрон. Щелкнули курки.

— Думаешь, враги поверят и испугаются? — сказал скинхед. — Я тоже видел этот фильм.

— Не думаю. Но попробовать-то можно?

Тишина.

— Споем, товарищ боевой… о славе Ленинграда… — негромко запел, почти заговорил Уберфюрер.

— Слова о доблести его… — подхватил Иван.

— …не первый век звучат.

— Отцы вставали за него, ревела канонада…

— По счету три, — сказал Иван негромко, Убер кивнул, продолжая петь.

— И отстояли город мой… — Иван высунулся из-за подоконника и швырнул последнюю гранату в наступающих монстров. — Священный Ле… — Финита. — …нинград.

БУМММ.

Уберфюрер посмотрел на Ивана. Тот кивнул: пошли.

— Живи, великий город, священный воин-город, — они встали и пошли.

Выбежали из парадной. Иван разрядил калаш в бегунца. Тварь отбросило назад. Иван догнал и ударил прикладом. Еще. И еще. Брызги водянистой, чужой крови…

За спиной грохнула двустволка. Мат Уберфюрера, звуки ударов тупым предметом в мясо.

Иван повернулся. Уберфюрер отбросил сломанную двустволку в сторону, кивнул.

Они пошли.

Улицы священного города смотрели на потомков с одобрением.

* * *

— Уходи, — велел Уберфюрер. Вынул гранату.

Прямо напротив скинхеда встала здоровенная псина-овчарка с мутными, словно подернутыми туманом глазами. Зарычала.

— А ты? — спросил Иван.

В его калаше патронов тоже не осталось.

— У тебя свои дела, у меня свои. Иди к своей невесте. Иди, я догоню. — Уберфюрер поднял свободную руку, прощаясь. — Счастливо там.

Собака наконец решилась и прыгнула. Убер махнул рукой…

Шмяк. Визг.

Уберфюрер, держа гранату, как биту, в два прыжка оказался рядом с упавшей собакой, размахнулся. Н-на! Опустил гранату. Еще раз поднял. Н-на.

Он бил методично, с оттягом. Поднялся, забрызганный кровью.

Вздохнул полной грудью.

Наверху

дышалось хорошо. Просто замечательно дышалось.

— Человек — вершина эволюции! — крикнул Убер. — Что, сволочи, не знали? От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей… человек проходит как хозяин… — красный скинхед шагал размашисто, свободно. — Необъятной родины своей…

За спиной гулкие шаги и — клекот зараженного воздуха, вырывающегося из зловонных легких.

Убер замер. Наклонил голову. Какая все-таки интересная штука жизнь.

Только ты успеешь решить, что ты и есть вершина пищевой цепочки, как появляются желающие это оспорить.

Уберфюрер повернулся и пошел на тварь, с окровавленной гранатой на длинной ручке — эркагэшка, противотанковая. Сейчас будет веселье.

— Ты, сука, — сказал он, накручивая себя. — Ты, сука, даже не понял, с кем связался. Ну, давай! Давай, сука! Ты, блин, со скинами связался, понял?!

Серая морда медленно выдохнула. Медленно повернулась.

— Мне тебя даже жаль, — сказал Убер. — Честно.

Глава 20

Кровавая свадьба

Стук катков дрезины. Тарахтение мотора. Через мгновение из тумана выступил серый город.

Питер.

Земля холодной воды.

И холодной земли.

Холодной земли.

Холодной земли.

* * *

— Вы продолжаете утверждать, что были на Ленинградской атомной станции?

Слепящий свет бил в заклеенные прозрачной пленкой веки. Иван замотал головой, но уйти от этого света было некуда.

— Да.

— Вы утверждаете, что на поверхности возможна жизнь? — продолжал тот же голос. Свет бил и бил. Иван задергался. Веревки не пускали. Нет, не веревки. Тоже скотч.

Иван дернулся. Мокрые руки скользили. Бесполезно, скотч растянуть нельзя, это не веревка.

Какая прекрасная вещь эта клейкая лента, да?

— Нет.

— Но на ЛАЭС есть люди?

«Но все-таки он мой сын». Федор Бахметьев.

— Да.

Через несколько дней Иван на вопрос: «Вы были на ЛАЭС?» — ответил «нет», и его выпустили.

Даже выдали документы, одежду и патронов на первое время.

Иван стоял на платформе и не знал, что делать дальше. Вокруг стучали механизмы и ходили люди. Пахло горячим металлом. Техноложка, понял он.

— Ваня? — окликнули его сзади. — Как вы?

Иван повернулся. Перед ним был профессор Водяник — собственной персоной.

* * *

Проф отвел его к себе в каморку и накормил.

— Теперь рассказывайте, — велел он.

Иван пожал плечами и рассказал ему все. Просто факты. Как, кто, когда и за что.