Питер
Шрифт:
«Много от меня сейчас толку, — поморщился Иван. — Погоди, не о том думаешь».
— Что за погоня? — повторил он.
Постышев дернул головой — не сейчас. Шагнул в дизельную мимо охранников.
Иван последовал за ним.
— Видишь теперь? — сказал Постышев, не оборачиваясь. Иван посмотрел в широкую, усталую спину коменданта — надо же, а пиджак у него совсем расползся, куда жена смотрит. Потом огляделся. Они были в дизельной — отдельной комнате, выкрашенной некогда в отвратительно зеленый цвет, как обычно бывают окрашены служебные
Из потолка выходила заржавевшая, закопченная труба, через несколько загибов спускающаяся вниз, к дизель-генератору. Через нее выпускали выхлопные газы. Еще одна труба — для забора воздуха с поверхности.
Неопрятные связки кабелей. Распределительный щит распахнут, пучки проводов в изоленте торчат, будто волосы из носа.
На стене самодельная надпись «Место для курения», на фанерной табличке зачеркнуто и дописано почерком Постышева «Поймаю, убью!» и подпись «комендант». Точно под надписью на полу стояла банка с окурками. Иван пригляделся: трупов рядом с банкой не обнаружилось.
Пока никого не поймал, видимо.
Дальше Иван увидел стол с конторкой, на нем зеленую толстенную папку технических инструкций на все случаи жизни; рядом стул.
Второй стул почему-то лежал на полу.
Постышев сдвинулся с линии Иванова взгляда, подошел к стулу. Наклонился, поднял его и сел — лицом к центру комнаты.
За минуту до этого Иван думал, что просто широкая спина коменданта заслоняет все. М-мать. Как быстро исчезают иллюзии. Иван помолчал, повернулся к Постышеву.
— Ну? — спросил комендант.
— В какую сторону они ушли? Сазонов с ребятами? Давно? — если Сазонов преследует похитителей, стоит ему помочь. — Так, стоп! Надо позвонить на Адмиралтейскую… Пусть перекроют туннели.
— Пробовал уже, — сказал Постышев, почесал подбородок, посмотрел на Ивана снизу вверх. Комендант постарел лет на двадцать сразу. С усилием усмехнулся. — Связи нет.
— Ни с кем?
— Ни с кем.
Плохо дело. Только сейчас, глядя на остатки креплений, Иван начал осознавать, насколько все фигово в этой жизни.
— Черт, — сказал он. — И зачем только этим уродам понадобился наш генератор?
Не бывает немотивированных решений.
Бывают скрытые желания, которые наконец себя проявили.
— Куда дальше, командир? — Егор Гладышев смотрел вопросительно. Ищуще. Конечно, пока не так, как на Ивана — Иван, Иванядзе, Фигадзе, но уже видны первые ростки святой веры в старшего, знающего все и вся, которые позже дадут обильные всходы. Сазонов выдержал паузу. Этому он тоже научился у Ивана.
Дай подчиненному увидеть, как ты принимаешь решения.
Дай ему осознать, насколько это непросто.
Пусть он проследит весь путь мысли на твоем лице и поймет, что сам на это не способен…
Потому
Большинство людей не могут принимать самостоятельные решения, они боятся первобытной силы, заложенной в «делаю, как считаю нужным». Хочу и делаю. Люди боятся ошибки, опасаются сделать хуже, чем уже есть. Это слабость, инфантилизм. Того хуже — глупость! Способность принимать решения и потери, ними связанные, формировать, лепить мир под себя — качества лидера.
— В левый, — сказал Сазонов.
Сначала нужно придумать, очертить, фактически вылепить, как из глины, голыми руками — человека, которым ты хочешь стать. А потом настоящего себя, из плоти и крови, втиснуть в задуманный образ. Где надо — подрезать, где надо — подложить вату. Очень просто. Это называется не самовоспитание — нет, к монтерам красивости! Это называется — намечтать себя. Хочешь, чтобы люди воспринимали тебя как сильного человека, веди себя как сильный человек.
Не притворяйся.
Люди прекрасно чувствуют фальшь, но если намечтать себя сильного, никто не заметит подмены.
— В левый, — повторил Сазонов.
— А если они поперлись по другому туннелю? — Гладыш почесал затылок под каской. — Чо тогда?
— Тогда мы лажанулись, — ответил Сазонов. «Чертов засранец, вечно бы ему спорить».
— Ага, — сказал Гладыш. Потом до диггера дошло. Открылся рот, некрасивый, с гнилыми пеньками. — И… чо делать?
— Желаешь выбрать самостоятельно? — вкрадчиво спросил Сазонов. Этот прием он позаимствовал не у Ивана, а у главы службы безопасности Адмиралтейской — Якова Орлова. Прошлая встреча была… скажем так, запоминающейся. — Почему нет? Выбирай.
Гладыш закрыл рот. Буркнул что-то, потом с надеждой посмотрел на Сазонова:
— Левый, значит?
Сазонов пожал плечами.
— А я разве не так сказал?
— Понял, — Гладыш кивнул. Шумно отхаркнулся, вытер небритую рожу рукавом и пошел вперед, в темноту, рассекая лучом фонаря сумрак туннеля.
Иван прислонился лбом к перегородке. Прикрыл глаза. Ощущение надвигающейся катастрофы — гигантской, клацающей, в холодном полированном металле и старой меди — стало сильнее. Он почти слышал гул и скрежет ее разболтанных, несмазанных механизмов. «Не о том думаешь, — одернул себя Иван, — думай в другую сторону. Думай — велел он себе. Как и кто это сделал.
И для начала — зачем?
Украли самое ценное, что было на Василеостровской. Украли ее сокровище, ее солнце. Дизель-генератор освещал станцию днем, заряжал аккумуляторы на ночь… И сейчас — на остатках батарей — дежурное освещение пока горит. И будет гореть, чтобы не вызывать панику.
Но паника все равно начнется. Шила в мешке не утаишь. Свидетелями последней агонии Василеостровской станут умирающие от недостатка света морковь, капуста и прочие овощи. Считая, половина рациона накрылась, а это почти все витамины. Цинга. Голод.