Питерский битник

Рыжов Игорь

(исполняется на стандартной мажорной блюзовой «двойке», как лёгкая помесь естественного любимого сумасшествия Тома Уэйтса, вкупе с Элисом Купером, неожиданно переспавших с Людмилой Зыкиной и пытающихся впасть в адекватность):

БОЖЕ, КАКОЙ ЭТО ГОРОД?.

Боже, какой это город? Если Питер — то именно, где? На чём это я? Вроде диван! Хозяин, или хозяйка, Вечер сейчас или день?!!! Молчание, странно: Я, кажется, не был так пьян… Вопрос: как я не сгорел, Если «Космос» тушил об постель? Хотя, вроде, курил «Беломор», — А,

вот он, торчит из стены! Стало быть, спал не один, С кем же тогда? Веселье… Мангосраки и Херросима: На столе, как после войны! Где–то здесь чайник, родимый, Скорее глоток воды! Ммм! А ещё говорят, Мол, живая вода — враньё! Кто ж там, как конь ретивый Мчится из–под узды: Мухи. Паразиты. Мелкокалиберное вороньё… А, ну, вот и хозяин! Знакомое, вроде, лицо? Браток, дай закурить, — Божественнейший порок! Не помнишь, а с кем я спал тут? Кошмар, ну я молодцом… А где она? Ну, Бог с ней, с дурой, Туда ей дорога! А это, хоть, Питер? Ништяк! Ну, первый вопрос отпал… А район? Мда, повезло же тебе с жильём… Слушай, тут диван твой, пустяк? Ладно, а кто здесь остался? Одни? И то ничего: Похмелимся вдвоём! Водовка? Да… Суицид… Хотя, лучше, чем просто вода! Слушай, а как тебя звать–то? Федя? А, я — Рыжов… Что ж, пускай не болит, Ни сегодня и никогда, Давай, понеслась, с добрым утром! И, что бы Всё хорошо! И, что бы Всё хорошо! Давай!..

МАРТИРОЛОГ

Была еще одна гадость, стеклоочиститель под названием — «Льдинка». От этой дряни такая толпа народу за последние десять лет перекинулась.

Из тех, чей я гроб своими руками нёс — это Котя Швейк (хотя, он, не скажу где, стакан хорошей водяры на кухне хватанул — и всё, мотор сорвался… Отвык).

У Ваньки Воропаева полфлэта народа на ул. Есенина сгинуло, да и сам он, после того, как жильё отобрали, никому на глаза уж четыре года не попадался.

Юрай Резников, художник с Лютерани и страстный любитель «Настойки боярышника», после чего мы все окрестности вокруг аптек, усеянные вместо асфальта наглухо утрамбованными в грунт пробками от него и «Адаптовита» (с изумительно лимонным привкусом, по словам, кажется, также покойного Ёза Ишмуратова) прозывали не иначе, чем «Боярский Двор».

Серёга Б

егемот Питерский, Олежка Гурьев и мой старый, и надеюсь, хороший для него друг, Олежка Маршал — он хоть не от синего ушел, машина у «Выборгской» сбила….

Продолжать?

Я тут могу такой мартиролог выстроить…

Я уже старый, и давно пердун, но так заё……ет своих хоронить, и перспектива состариться в одиночку. Радует одно — не доживу, явно!

+++

Котю Швейка мы в жерло крематория с Питом Самоделкиным и прочими опускали. Кропаль ему с собой в дорогу положили, чтоб дышалось легче. Пупкин, Арсен и наш афроамериканистообразной расцветки Бангиз Счастливый (Бэм), на поминках едва концерт не закатили. В общем, проводили как музыканта, достойно…..

Косте Швейку

«Нет постоянного на свете» — Всё не идет из головы. Когда друзей вчерашних дети К нам обращаются на «Вы». Увы и ах! Всё лишь мгновенно. В Пустое плыть наверняка, В руках держать попеременно Игрушки, женщину, стакан. Уходит, не успев начаться, И привыкаешь жить во снах, И чаще, чем в дверях, прощаться С друзьями на похоронах. Нет

ничего противней Смерти, Когда в один из дивных дней Она придет — вы ей не верьте, Не разговаривайте с ней! Пускай морщины роют кожу. Пускай в другом былая стать. Пускай заходит чуть попозже, Когда нас дома не застать…

+++

Почти на моих руках умерла моя любимая, сумасшедшая Янка Ишмуратова: и там было не с «Ханки на Джеф, с Джефа на ханку», а, гораздо хуже! Слава Богу, просто тихо умерла в своём кресле на Посадской: оторвался последний сердечный клапан…

+++

Олегу Григорьеву

Ем я рассольник за стольник, Кефира не пью — пронесёт. А рядом стоит алкоголик И грустно объедки пасёт. Судьбою нещадно избитый, Небритый, в несвежем белье, Он смотрит, как я, с аппетитом, Съедаю салат «Оливье». И чуется злоба во взгляде Из тех, что копилась давно, Когда я шашлык, в маринаде, Сухим, запиваю, вином. Но нет у меня раздраженья, На уровень жизни иной. Ведь это — моё отраженье В витрине, что рядом со мной.

+++

Юрай (Юрка Резников).

Умер Юрай… Жил на Большом проспекте П. С, на последнем этаже недалеко от Петровского стадиона, и по этой причине жутко ненавидел «Зенит», точнее, его фанатов. Его фраза:

— Рыжов! Это ж как нужно искать сортир, чтобы примчаться в мою парадную под самую крышу, и обоссать именно МОЮ дверь!

+++

Олежке Гурьеву, не так давно ушедшему…

Это был один из первых Людей, с кем я познакомился на Сайге. Мягкий, беззлобный, ранимо–беззащитный человечек, в своём вечном синем берете и мятом плаще, не доходящем ему до колен. Он постоянно писал стихи и безумно стеснялся их кому–либо показывать. Не обладая громким голосом и напором, на тусовках он тихо присаживался куда–нибудь в уголок и сам себе читал их как мантры, уже не надеясь быть услышанным.

Есть женщины, что смотрят мимо Начертанного на песке. Я рядом, я невдалеке, Я вместе с вами, но незримый, Как прошлого пейзажа часть, Деталь простого механизма. У хари моей нет харизмы, Но есть желанье кирпича. А сердце пошло так стучит, И в пальцах догорает «Прима», И женщины проходят мимо, Неся с собою кирпичи.

Часть II. О ЛЮБВИ

«И слово «ОБУВЬ» как «ЛЮБОВЬ», я прочитал на магазине…»

Саша Соколов «Школа для дураков»

О ЛЮБВИ

Унесшие кучу здоровья,

Обильно политые потом,

Слова, что зовутся Любовью,

Вершат вековую работу…

……

Любить — это всегда Всё и Ничего одновременно, как и ненавидеть. Это либо есть, либо этого нет.

Смирение, оно же Терпимость, приходит с постижением Любви, то есть с совместным сосуществованием в какой–нибудь кубатуре, являющейся проверкой на совыживаемость.

Когда она внутри, в Нас, в Обоих, Одна (!), как дозняк заутренний, единственный, коий может спасти лишь одного, но ты её будишь, и ставишь её первой, чтоб Ей (!) идти дальше, а сам ложишься умирать.

Она — всегда на грани существования. Экзистенция. От бомжового музыканта у метро до Элвиса.

Нужно только выйти на своей остановке. Вместе.

ЭРЕКЦИЯ

Время — где–то после середины 80-х. Я, поступив во ВВМУРЭ им. Попова, забираю оттуда документы до присяги, и, ткнув пальцем в список технических ВУЗов, перевожу документы в Корабелку, откуда меня три года пытались изгнать, экзорцисты хреновы, да потом сам оттуда перевёлся.