Питерский гость
Шрифт:
Харлюзинъ обернулся.
— Не лучше ли, други любезные, это сдлать потомъ? спросилъ онъ. — Натощакъ-то какъ будто бы оно и не ловко.
— Зачмъ неловко? Натощакъ-то только и пить вино. Съ тощаку-то оно лучше забираетъ. Нтъ, ужъ ты, другъ, не отвиливай. Потомъ-то мы особь статья выпьемъ, а теперь безпремнно надо тебя по стаканчику съ пріздомъ поздравить. Не скупись, пошли.
Харлюзинъ ползъ въ карманъ и досталъ дв рублевыя бумажки. Кудластый побжалъ за виномъ. Бабы и мужики между тмъ залзли уже за плетень. Бабы щупали платокъ и ситецъ на плать жены Харлюзина, стараясь испробовать
— А вдь мы думали, что ты вспомнишь насъ, сродственничковъ-то, и подарочкомъ намъ поклонишься. Въ кои-то вки разъ пріхалъ, да и то…
— А ты вотъ погоди… Дай мн разобраться, дай легкую передышку сдлать, смущенно говорилъ Харлюзинъ. — Разберемся мы, оглядимся, потолкуемъ съ Иваномъ Захаровымъ, кто намъ сродственникъ, кто нтъ, да тогда ужъ и приступимъ. Ты погоди.
— Да неужто мы тебя, Иванъ Тимофичъ, обманывать будемъ? Господи Іисусе! Видишь бабку Прасковью… Кланяйся, бабка… Вотъ эта бабка тебя на рукахъ нянчила, право слово, нянчила. Я тебя за виски, бывало, таскалъ. Сейчасъ околть, таскалъ, когда, бывало, ты забалуешься. Когда тебя и въ Питеръ-то въ торговую науку отправляли, такъ я и то тутъ былъ. Василій Жидковъ тебя возилъ. Померши онъ теперь.
— Ладно, ладно… Вотъ переговоримъ съ Иваномъ Захаровымъ, такъ, можетъ быть, и вспомнимъ.
— Да ты, Иванъ Тимофичъ, вотъ что… Четверть эту самую мы сейчасъ выпьемъ, а потомъ ты дай намъ на всхъ трешницу — вотъ съ насъ и довольно будетъ.
— Потомъ, потомъ… Дай только разобраться-то мн.
— Ситчику бы, матушка, намъ… приставали бабы къ жен Харлюзина.
Появился Иванъ Захаровъ. Въ рукахъ онъ несъ тарелку со свжимъ сотовымъ медомъ.
— Братецъ… Вотъ я медку наломалъ… Съ медкомъ чайку-то… говорилъ онъ.
Къ плетню подбгалъ кудластый мужикъ и держалъ въ объятіяхъ четвертную бутыль съ водкой. Лица мужиковъ прояснились.
II
— Братецъ, Иванъ Тимофичъ, да вы кушайте чайку-то еще чашечку, угощалъ крестьянинъ Иванъ Захаровъ Харлюзина. — Всего только четыре чашечки и выкушали.
— Нтъ, довольно… И такъ ужъ я… Довольно… Въ самую препорцію… отрицательно качалъ головою гость.
— Вы съ медкомъ… Медокъ самый свжій. Съ медкомъ-то вы вдь всего только одну чашечку сокрушили.
— Не могу, Иванъ Захарычъ… Спасибо.
— А вы вотъ со сливочками топлеными. Отличныя сливочки, приставала къ гостю жена Ивана Захарыча.
— Нтъ, ужъ, невстушка, и со сливочками увольте. Упарился.
— Иванъ Тимофичъ у насъ и дома въ Петербург больше двухъ стакановъ не пьетъ, а тутъ ежели взять эти самыя четыре чашки да слить ихъ вмст, то больше двухъ стакановъ будетъ, сообщала жена Харлюзина. — Онъ дома всегда изъ стакановъ, а не изъ чашки…
— Такъ не желаете ли, братецъ, стаканъ? Можетъ, изъ стакана-то вольготне питься будетъ? крикнулъ Иванъ Захаровъ. — Вдь мы, дураки сиволапые, по-деревенски чашки-то подали, потому у насъ все изъ чашекъ пьютъ. Въ чашкахъ-то чай крпче кажетъ. Пьешь, пьешь его и все какъ-будто крпкій, потому насквозь-то вдь не видать. Прикажете стакашекъ подать?
— Нтъ, нтъ,
— Алена! Ты на слдующіе разы, какъ будешь собирать чай, такъ ставь Ивану Тимофичу стаканъ! обратился Иванъ Захаровъ къ жен. — Я и изъ ума вонъ, что по питерской мод образованный мужской полъ завсегда изъ стакановъ пьетъ. Ужъ вы простите ее, дуру-бабу, братецъ. Въ слдующій разъ безпремнно стаканъ будетъ. Ну-съ, чмъ же васъ теперь угощать? До обда еще далече.
— Да ничмъ, отвтилъ Харлюзинъ, поднимаясь съ мста. — Теперь бы вотъ пріодться, закурить сигарку и легкій проминажъ по деревн сдлать.
— Родину свою желаете вспомнить? Что жъ, пойдемте, братецъ. Я провожу васъ, разскажу вамъ, гд кто живетъ и все этакое, засуетился хозяинъ. — Вотъ пойдемъ, такъ посмотрю я, узнаете ли вы то мсто, гд родиться изволили. Домъ-то вдь вашего батюшки покойника сгорлъ, теперь на его мст новый построенъ. Узнаете ли?
— Да вдь гд жъ тутъ узнать, коли двадцать пять лтъ въ здшнихъ мстахъ не бывалъ! Помню, что стоялъ онъ на конц улицы.
— Это вы точно, это вы дйствительно, а теперь у насъ улица-то такъ обстроилась, что ужъ конецъ-то далеко-далеко отъ того мста, гд вашъ домъ стоялъ. Пойдемте… Все вамъ покажу и разскажу.
Чаепитіе происходило на задахъ, на огород. Хозяинъ и гость двинулись по направленію къ дому, гд гость долженъ былъ «пріодться», такъ какъ былъ въ халат.
— Ты, Иванъ Тимофичъ, и регаліи свои наднь! крикнула гостю жена. — Пусть смотрятъ, да любуются, какой изъ ихъ деревни большой человкъ вышелъ.
— Это, то-есть, что же такое, братецъ, регаліи? спросилъ хозяинъ.
— А медали у меня разныя да ордена есть. Кресты…
— Медали и кресты… Тсс… Конечно же надньте, Иванъ Тимофичъ. И мн-то съ вами будетъ лестно итти. У насъ здсь народъ все деревенскій, срый… Пусть любуется. Надньте…
Гость счелъ за нужное покобениться.
— Безъ нужды-то вдь я не очень… Я больше по большимъ праздникамъ… сказалъ онъ.
— Да ужъ уважьте вашу деревню. Большихъ-то праздниковъ долго ждать… А тутъ у насъ урядникъ встртится и посмотритъ, какой вы человкъ есть, попъ увидитъ, учитель… Да и мужики-то… Ужъ вы пожалуйста, Иванъ Тимофичъ.
— Пылятся вдь ордена-то, а впрочемъ…
Харлюзинъ сдался. Черезъ пять минутъ онъ, сбросивши съ себя халатъ и облекшись въ черный сюртукъ, стоялъ въ изб передъ небольшимъ зеркаломъ и навшивалъ себ на шею и въ петлицы сюртука свои регаліи. Иванъ Захаровъ стоялъ около него и умилялся.
— Господи Іисусе! Батюшка, Иванъ Тимофичъ! Да сколько у васъ всякой царской-то милости! захлебываясь говорилъ онъ, — За что же это вамъ все, Иванъ Тимофичъ, пожаловано?
— Да за разное. Вдь я во многихъ мстахъ на служб. Я и въ Нищенскій вношу, я и въ братствахъ, я и… Во многихъ мстахъ… Жертвоприношенія отъ щедротъ своихъ длаю — вотъ меня и взыскиваютъ.
— Вотъ эта большая-то медаль на красной лент какъ называется?
— Станиславъ. Серебряный Станиславъ… А то у меня есть золотая Анна. Анна выше считается. Позапихни-ка мн, Иванъ Захаровъ, сзади ленту за воротникъ, а то она очень топорщится. Вотъ бороду бы надо, сюда хавши, немного подрзать, а то изъ-подъ длинной-то бороды будетъ плохо видно.