Питомцы апокалипсиса
Шрифт:
– Станислав, после утренней инъекции зайди в мой кабинет.
В этот раз я слегка поклонился. Архонт развернулся, я не отрывал взгляда от его спины до самой двери. Вот он, отец девушки, за которой я ухаживаю шесть долгих лет. Вот он, настоящий мой хозяин. Чудовище, разрушившее мою жизнь.
Тупые зубья чужой боли оцарапали мою правую височную кость. Я повернулся к Юле. Кроме нас и фабрикоидов, все покинули столовую. Красивое лицо девушки безразлично-спокойно смотрело перед собой. Но внутри нее словно тиски сжимались,
– Стас, – сказала Юля, – мне нужно идти приступать к обязанностям.
И тут до меня дошла моя собственная боль в пальцах – так крепко я все это время впивался в ладонь Юли. Я резко отдернул руку. На голубоватой нежной коже девушки остались темные отметины.
– Прости, – выдохнул я. Юля молча пошла к выходу. У двери она, не оборачиваясь, сказала:
– Сегодня я заботилась о Стасе.
Взметнулась напоследок черная лавина спутанных волос. Вдруг подумалось: и, правда, не помешало бы расчесать.
Глава 3
В инъекционной человеческие половинки гешвистеров задирали правые рукава рубашек и по очереди подходили к машинам, впрыскивающим «сыворотку». Зал немаленький, но пятьсот детей набились в него так плотно, что и гравипушкой не отшвырнешь.
Повсюду дыхание, пропахшее выпечкой с завтрака. Оладьями. Жареной говядиной. Теми же хот-догами. Ароматы дышали мне в лицо. А я позавтракал сегодня одной лишь нервотрепкой.
– Слюни вытри, – сказала Мана, когда я протиснулся к ней со спины. Ко мне бразильянка не повернулась. Я провел ладонью по губам.
Очередь двигалась достаточно медленно, чтобы произнести слово. Бесполезное ничего не меняющее слово, а произнести его все же надо.
Я сказал: Прости.
Мана резко развернулась ко мне. Волна черных волос хлестнула меня по щекам.
– Дарсис хотел ударить меня? – прошипела девушка.
– Нет.
– Значит, ты хотел? – ее покрасневшие глаза впились в меня.
– Конечно, нет, – отмахнулся я и, оглянувшись по сторонам, зашептал:
– Мана, я уже говорил, что не знаю, как это происходит. И почему.
Мана недоверчиво прикусила губу.
– Все из-за того, что я отобрала тот кусок пиццы. Говорила мне мама: голодный омим, мужчина, – сердитый омим. Теперь ты меня ненавидишь.
– Да нет же, – шикнул я. – Я не передавал Дарсису ненависть, только чуток недовольства.
– Чуток? – рыкнула Мана. – Он чуть не разбил нам головы!
– Черт знает, почему его переклинило, и он набросился на тебя. Но Дарсис и правда ненавидит меня.
– Абсурдо, чушь! – теперь очередь Маны отмахиваться.
– После того как я вытянул из него всю ярость, он все еще пытался мне врезать.
– Ты сам сказал, что не знаешь, как это происходит.
Очередь дошла до Маны. Девушка просунула
Струя любви,
Звезда в жасминах,
Мозги – пока.
Трубка рядом с Маной освободилась, я впихнул руку. Двадцать секунд ждешь, никакой боли, так легкая щекотка. Только на немного поношенных за сутки розовых очках быстро сглаживаются царапины, убираются потертости, промываются стеклышки. И снова ты – счастливый и безропотный солдат любви, которому все фиолетово.
Ушло время, когда я пытался избежать стеклянной пасти этой мозгодавилки. Насильно или нет, сверхзвуковой шприц втыкали в меня. Нет смысла бунтовать, если ты все равно спозаранку бежишь по росистым лугам и собираешь яркий цветочный букет к Юлиному пробуждению.
Никсия пристроилась к трубе слева от меня. Ее хищная улыбка заставила меня дергаться, как кролика в капкане.
– И кто же пойдет с принцессой-инопланетянкой на танцы? – колкий вопрос нырнул солдатиком с ее красного язычка. – Ты или Дарсис?
В моей голове прокатилась горящая колесница гнева Маны, которая все слышала.
– С чего бы в этом году должно быть по-другому? – спросил я.
– С того, что в этом году Дарсису зачем-то понадобилось набить тебе лицо, – улыбнулась Веснушка.
Моя реакция? Пожал плечами.
– Он, видимо, хотел вытереть крем с моего носа.
– Заодно сломав его аксамитовым наростом на кулаке? – хмыкнула рыжая. Я снова пожал плечами. Дисплей на моей машине вывел текст «Станислав Волвин инъецирован. Следующий».
– Нежность не его конек, – сказал я и вынул руку из трубы. – Наверняка, он уже позвал на танцы Ману.
Теперь по мне словно проехался раскаленный бульдозер, и руль его держала такая же горячая девичья рука в ножевых шрамах. Я пошатнулся, чуть не рухнув. Мана заорала мне на ухо:
– Кала бока вузе! Замолчи! Что ты знаешь обо мне и Дарсисе? – ее крик обжег мне лицо. – Нада, ничего! Ты говоришь, говоришь, но не знаешь! Хватит ковыряться в наших головах, швырять наши чувства как мячики, разбивать их вдребезги. Если бы Дарсис сегодня ударил меня, ты знаешь, как ему стало бы больно?
– Швырять чувства? – Никсия изогнула бровь, рыжую и тонкую, словно медная проволока. – О чем она?
– Расскажи уже все архонтам, пусть тебя вылечат, что бы это ни было!