Питомцы апокалипсиса

Володин Григорий Григорьевич

Я перешагнул дотянувшуюся до тропинки ветку тяждерева – тонкая кривая палочка насквозь продавила под собой асфальт, под асфальтом землю. Эксперименты ананси настолько утяжелили древесину тяждеревьев, что сама планета их с трудом держала.

Пройдя по тропинке, я свернул в узкую щель между корпусами Центра. Темная артерия прохода вела вглубь бетонного лабиринта. Шел боком.

У третьего корпуса меня ошпарил кипяток страха. Чужого страха.

Я не остановился, только уперся плечами в стены, чтобы не упасть. Серый вектор чужого страха указывал

дорогу. И душил во мне жизнь.

У пятого корпуса рубашка на моих плечах стерлась об шершавые стены до дыр, кожа – до крови, разум – до собственного страха. Воздуха не хватало, словно трахею закупорила пробка. Чужая слабость била в голову. В грудь. В сердце. Как вирус поражала все органы.

Ты продвигаешься, продвигаешься целую вечность – и никогда не выбираешься из темного лаза. Твои пустые легкие просто взрываются прежде. Комки теплого мяса украшают серый бетон.

Прежде легких все же взорвались тесные стены – изумрудной тканью постриженных газонов на широких холмах. Просторные небеса улыбнулись белоснежными зубами, сотканными из облаков. Ветер с холмов принес в мои легкие свежий поток воздуха с ароматом тягуры. И я улыбнулся в ответ небесам.

Мимо холмов вектор страха вел вниз и вниз, к инкубаторию. Рядом на парковке гудел двигатель бурой шестиместной карсы. Двое солдат гарнизона шагали от машины к крыльцу инкубатория. Мощные тела полностью скрывались под гладкими аксамитовыми доспехами. Ноги в красных пластинах грохотали по асфальту, как отбойные молотки. Словно две наряженные в лаву скалы на свидании.

Салон карсы пустовал. Я тихо прокрался к машине и выглянул из-за высокого капота.

Солдаты вели за локти худого человека с опущенной светлой головой. Серая палка вектора исчезала в этом еле перебиравшем ногами парне.

Ананси и ведомый ступили на первую ступеньку крыльца. Парень споткнулся, вскинул белокурую голову. Дернулось усталое испуганное лицо. Знакомое лицо.

– Динь-Динь! – вскричал я

Это бы он, Рауль Динь-Динь. Парень, которого наши девчонки одарили дурацкой кличкой. Парень, который должен был загорать сейчас на пляжах Средиземноморья. Парень, чей страх чуть не свел меня с ума пару минут назад.

Мой крик всполошил всех. Дальний от меня солдат бросил Рауля на землю и навалился на него всей тяжестью своего доспеха. Рука другого солдата навела на меня ствол короткого железного пистолета – грави- или бозпушки.

Я перепрыгнул капот карсы и помчался к Динь-Динь.

Солдат с пушкой приказал:

– Стой!

Я, не останавливаясь, приказал:

– Отпустите его!

Прижатый лицом к асфальту Рауль заплакал:

– Не бейте меня.

Вектор страха Рауля вильнул как змея и уткнулся мне в руку. Инстинктивно я сжал ладонь, кривая полоска эфирной субстанции раздробилась на пучок светящихся серых стержней. Пучок острых фантомных стрел – все воткнулись в мой кулак.

Я заорал: А-а-а-а!

Солдат затряс пушкой.

– Стой, иначе выстрелю!

От полупрозрачных стержней озноб

поднимался вверх по моей правой руке. Легкие снова опустели. Воздух не проникал в них, лишь касался моих губ, дразня, как девушка игривым поцелуем. Далекие небеса все еще улыбались мне, и это был оскал близкой смерти.

Второй солдат поднялся с Динь-Динь:

– Это всего только напуганный питомец. Изолируем его.

Красная скала прогрохотала ко мне и схватила за руку. Аксамитовая перчатка сжала пучок серых стержней. Невидимые солдату иглы прошли сквозь красную броню, сквозь кожу и кости. Желтые глаза солдата округлились от ужаса.

– Отпусти! – закричал он. Никого я не держал, наши руки, нашу плоть сцепили стержни страха Рауля. Но их видел только я.

– Отпусти! Выплюнь меня, тварь!

Другой рукой солдат ударил меня в плечо. Я повалился на асфальт и перекатился на ноги. В моих костяшках остались два стержня.

Солдат бешено замахал рукой и бросился на напарника, взывая о помощи.

Две живые скалы сшиблись с треском и покатились по дороге. Сквозь поднятую пыль стержни тускло светились на красных доспехах – уже обоих солдат.

Собравшись с духом, я вырвал оставшиеся стержни из руки и бросил на землю. Иглы мигом растаяли в воздухе, будто аксамитовые сапожки Юли на следующее утро.

Ниже на обочине испуганные солдаты ползали друг на друге, умоляя спасти их. Умоляя словами и удушающими за горло.

Солдат сверху врезал бронированным кулаком в челюсть напарника:

– Останови землю, молю-ю! Не дай ей растечься!

Напарник попросил не менее впечатляюще – огрев сослуживца локтем по шлему:

– Небо грызет мои пальцы! Убей небо! Или убей меня!

Новые векторы страхов – уже их собственных – стелились из черепов солдат в мою сторону. Я похромал прочь от серых светящихся палок, прочь от дурдома «Ромашка».

Рауль плакал на земле. Перешагнув вектор его страха, я наклонился к нему, похлопал по плечу.

– Динь-Динь, ты как?

Голубые глаза Рауля бегали по газонам и корпусам Центра так же ошалело, как у наркомана, долго пробывшего без дозы. Тонкие губы тряслись. Пластиковый катетер торчал в руке.

Дружище, какой же психотропной отравой тебя напичкали, что я сейчас чуть не задохнулся, а эти два красных чайника, похоже, скоро замесят друг друга до смерти?

– Динь-Динь, Динь-Динь! – звал я друга из галлюциногенного бреда.

Француз вдруг дернул головой.

– Динь-Динь? – прошептал Рауль. – Питер Пэн? Вэнди? – его распер смех. – Нет, мы совсем не в Нетландии. Мы в аду.

Я попытался поднять его, но Рауль снова уткнулся лицом в щербатый асфальт, как в мягкий носовой платок. Слезы текли из его невидящих светлых глаз сквозь дорожную пыль к подошвам моих туфлей.

Мои туфли вдруг оторвались от асфальта. Я взлетел как птица над плачущим Раулем. Вспарил над виляющей дорогой, над салатовыми холмами. Улыбающееся небо лизнуло меня гулким шквалом ветра. Заложило уши.