Шрифт:
Майка была хорошенькая собачка из породы фокс-терьеров. Эти собаки вывезены к нам из Англии. Они славятся, как охотники за лисицами. Ростом они не велики, но у них сильная грудь, большая храбрость и необыкновенное чутье. Они лучше всех охотничьих собак умеют найти лисью нору. Своими сильными когтями они легко разрывают землю. Крот, крыса,
Майка, как все фоксы, была, беленькая, с одним пятном на ухе и другим на боку. На своих высоких, точно точеных, ножках она красиво резвилась, быстро бегала, легко и ловко прыгала и была очень занятна.
Характер она имела веселый, ни минуты не сидела спокойно. Как и все собаки ее породы, она была очень понятлива. Вот почему в цирках так много фоксиков: их легко можно научить всяким фокусам.
Майка щеночком выросла в доме человека, который заведывал Зоологическим садом. В этом зверином царстве прошла вся ее жизнь. Когда она родилась, ей обрубили ее длинный хвостик, сделали его совсем коротеньким. Эго была первая неприятность, которую узнал щенок.
Пока Майка не подросла, ее свободно пускали бегать по всему саду. Она звонко тявкала на зверей в клетках, кидалась из-за изгороди на птиц, на ослика и на других животных. Птицы тревожно вспархивали, куры-кохинхинки испуганно разбегались и сердито кудахтали, а злой верблюд плевал на щеночка. И Майка потом долго фыркала с отвращением и чихала.
Гуляла Майка всегда с японской собачкой. Та была уже старая, плохо видела, но была умна и кротка. Хозяин не боялся за Майку, когда она шла в сад под охраной японки.
Вырвется Майка из комнат и стремглав помчится по всем дорожкам, по-своему радуясь жизни. Все радовало и занимало ее.
С лаем носилась она за бабочками, высоко прыгала и старалась их поймать. Или бросалась прямо в пруд в погоне за лягушками, те в диком ужасе спешили нырнуть в воду, а Майка выплывала к берегу, отряхивалась и мчалась опять по дорожкам.
Японка хрипло лаяла и еле поспевала за своей неугомонной воспитанницей.
Когда Майка подбегала к клетке лисицы, она еще издали начинала ворчать и повизгивать на своего врага и всегда с размаху кидалась на лису. А та точно с усмешкой глядела на собаку, зная, что прутья клетки ее защитят. Щенок так увлекался, что не замечал этих прутьев, и больно ударялся о них грудью; тогда он обиженно тявкал, а потом начинал злобно лаять и визжать на неподвижную и недоступную лису.
Наконец Майка отбегала рыча, скаля зубы, осыпая лису всеми бранными словами, какие только были на ее собачьем языке. Горе ее никогда не было продолжительно. Она скоро утешалась тем, что наскакивала на бурого медведя. Медведица, дремавшая в углу, не обращала на щенка никакого внимания, даже морды не поднимет, бывало. Зато медвежата, поднявшись на задние лапы и уцепившись одной передней за прутья, другой старались поймать дерзкую собачонку. Им так хотелось поиграть с ней и с японкой.
Злобы у них не было никакой. Они чуяли, что перед ними был только щенок, веселый, беззащитный игрун, гораздо слабее их самих; да и старую собачку они свободно загрызли бы, если б им этого захотелось. Но им это и в голову не приходило: медведи — не большие охотники до мяса.
Некоторые
А Майка мчалась к хищникам. Все скоро надоедало ей, и она искала новых развлечений. Такой уж у нее был непоседливый, неугомонный характер!
Хищники глядели на щенка с презрением. Врага в ней они не видели, а лакомой добычи она для них не представляла. Они были сыты, потому что питались каждый день сырым мясом, а видеть Майку ежедневно перед собой они уже привыкли.
Желтые глаза львицы были чуть открыты, она лениво следила за щенком. Ей было скучно в неволе, она была даже рада прыжкам Майки. Льва иногда раздражало звонкое, как колокольчик, тявканье собачонки. Он поднимал голову, хвост его с кисточкой на конце бил по железным прутьям. Лев зевал с выражением досады. Но раз как-то он глухо заворчал и рыкнул. Майка отшатнулась в таком испуге и так стремительно отскочила, что наткнулась на японку и уронила ее. Тут Майка испугалась еще больше, поджала свой коротенький хвостик и стремительно кинулась, куда глаза глядят. Очнулась только у своего дома. С тех пор к клеткам хищников умный щенок подбирался осторожно и даже начинал дрожать, почуяв запах льва.
Но больше всего Майка любила задирать обезьян. Мартышки всегда приходили в неописуемое волнение, когда видели озорного щенка, дразнились, грозились. А Майка целыми часами готова была лаять на обезьян.
Когда же Майка выросла, хозяин не стал ее пускать в сад без себя. Да и тогда надевал на нее цепочку и водил за собой.
Майка очень тосковала на цепочке. Она была такого резвого нрава, ей так хотелось бегать. Она изо всех сил тянула человека за собой, рвалась вперед и отчаянно хрипела. Было жалко на нее глядеть. А спустить с цепи было невозможно: Майка стала такой задирой, так нападала на клетки, так дерзко лаяла на всех, что звери обижались и волновались. А волновать их было нельзя, никому из посетителей сада не позволялось дразнить животных. Но стоило только Майке показаться издали на дорожке, как все звери и даже птицы приходили в ярость или пугались.
Кончилось тем, что Майку совсем перестали пускать в Зоологический сад. Теперь она гуляла по улице и бегала на воле. Она хорошо знала дом, и чужим в руки не давалась. Хозяин знал, что Майка всегда вернется домой, как бы далеко она ни забежала.
Но вот как-то раз хозяин надел на Майку цепочку и повел ее в сад. Майка уже не прыгала и не резвилась. Шла она медленно, ступала тяжело: у нее скоро должны были родиться щенята.
Их встретил сторож.
— Клетка готова, — сказал он на вопрос хозяина.
Это было осенью, и на дворе было холодно. Однако, в домике, куда они вошли, было жарко натоплено. Там пахло зверями, и Майка недовольно заворчала.
Сторож отворил дверцу, и все вошли. Клетка была чисто вымыта и выметена. В углу лежал чистый коврик. Стояли миски с едой и молоком.
Майка обошла клетку, обнюхала внимательно все углы, пофыркала и чихнула.
Потом, как бы покоряясь обстоятельствам, смиренно свернулась на коврике у печки, и закрыла глаза.