Питомник. Книга 1
Шрифт:
– Илья Никитич, вы скоро сами убедитесь, что я прав, – Косицкий вздохнул, – антипатии мои совершенно ни при чем, хотя он действительно неприятный тип. Знаете, сколько лет его невесте Ларисе? Пятьдесят. А ему сорок. Ну ладно, бывает всякое. Однако вы бы на нее посмотрели. Рост около двух метров, и весит килограмм двести. А он маленький, тощенький. Шибзик, одно слово. Квартира у нее неплохая. Двухкомнатная, с большой кухней.
– Какой кошмар, – всплеснул руками Бородин, – этот Фердинанд еще и женится по расчету. Просто законченный мерзавец!
– Вы напрасно иронизируете. Да,
– Чем плоха специальность? – Бородин пододвинул Ивану пластиковую баночку с морковным салатом. – Поешь хоть немного, я не могу, меня уже мутит от овощей.
– Спасибо. Я морковку с детства не перевариваю, – проворчал капитан и закурил. – По специальности Лунц не работает из-за своего дикого болезненного тщеславия. Он человек крайностей. Или все – мировое имя, Нобелевская премия, или ничего. Эротические романы и встроенные шкафы.
– Это он сам тебе сказал?
– Нет, конечно. Мне он стал объяснять, что не может жить на зарплату старшего научного сотрудника. А вот бывшие коллеги на кафедре дали более подробные объяснения.
– Бывшие коллеги его не любили?
– Его никто не любит. Только сердобольная великанша Лариса. Она его, бедного крошку, усыновила. А он все очень точненько рассчитал. У нее квартира, она готовит отлично, зарабатывает неплохо, простая, добрая, работящая баба, будет с него, непризнанного гения, пылинки сдувать.
– Ваня, перестань, – Бородин поморщился, – ты понимаешь, что делаешь? Ты самому себе противоречишь. Ты сейчас рисуешь психологический портрет человека, который совершенно неспособен на такое безумное убийство.
– Да почему же безумное? – Иван вскочил и принялся расхаживать по маленькому кабинету. – Ну, представьте, он многие годы домогался Лилю, это стало для него сверхценной идеей, манией, это больно било по его самолюбию, развивало тяжелейшие комплексы, не давало дышать...
– Погоди, – махнул рукой Илья Никитич, – во-первых, сядь и не мелькай. Успокойся. У меня от тебя не только в глазах рябит, но и в мозгах. В тебе сейчас говорит не здравый смысл, а личная неприязнь, и ты сам это отлично понимаешь. Я допускаю, что Лунц – человек неприятный, но ты, Ваня, профессионал, и держи себя, пожалуйста, в руках.
– Да, он меня бесит, – кивнул Иван, тяжело опустился на стул, залпом допил остатки остывшего чая, – но кроме моих эмоций есть еще факты. Мотив и отсутствие алиби. Знаете, что он мне ляпнул при последней встрече? Я спросил его, почему он убежал, не сказав ни слова, когда я предложил ему навестить Люсю. Он ответил, что всякое упоминание об этом невинном агнце вызывает у него приступ тошноты. На самом деле дебильная девочка всех и убила. Сначала свою маму Ольгу, потому что иных причин для суицида, кроме больного ребенка, у нее не было и быть
– Ваня, Ваня, – тяжело вздохнул Бородин, – охота тебе повторять весь этот бред, да еще с таким серьезным лицом.
– Представьте, если он то же самое внушил ребенку. Не удивительно, что она потом повторяла: «Я убила тетю Лилю», – быстро произнес Косицкий.
– Да, конечно. Скажи еще, что Люся от него беременна была, – Илья Никитич жестко усмехнулся, – ты знаешь, как она отреагировала на вопрос о дяде Федоре? Да, говорит, знаю такого. Это кот из мультфильма «Трое из Простоквашино». Любимый герой. Тетя Лиля, когда она была маленькая, сшила ей этого дядю Федора из плюшевых тряпочек.
– Фотографию показывали?
– А то как же! Похлопала глазками, спросила: «Кто это?»
– Люся не свидетель, – буркнул Иван.
– Извини, других у нас пока нет. Кстати, твой Фердинанд должен явиться ко мне сегодня, – Бородин взглянул на часы, – через сорок пять минут, по повестке.
– Отлично. Я официально прошу вас, Илья Никитич, выписать ордер. Его надо брать, я уверен. Если он придет, его надо тут же и арестовать. Он неуправляемый, может сбежать запросто или еще кого-нибудь убить.
– На каком основании, скажи, пожалуйста? Что, кроме личной твоей неприязни, мы можем ему предъявить? Подумай, если твой крошка Фердинанд действительно убил Лилию Коломеец в апогее страсти, то вряд ли он опустился бы до такой грубой прозы, как ограбление. И зачем уж ему, шекспировскому герою, копаться в сундучке с рукодельем, раздирать клубки на помойке?
– Может, это рукоделье было для него чем-то вроде символа? – быстро, горячо заговорил Иван. – Его многие годы бесила самостоятельность Лили. Ведь все, кто знал ее, говорят, что, кроме дела, ее ничего не интересовало. А ограбление он просто инсценировал.
– Слишком уж аккуратно для инсценировки. Вот если бы он все там разгромил…
– А он умный! – выкрикнул Иван. – Он хитрый и умный сукин сын! Он нам изобразил аккуратного грабителя, стер отпечатки. И главное, не забывайте о каратэ. Он три года занимался, особенных успехов не было, но навык остался. Илья Никитич, я считаю, надо его арестовывать.
На поясе у Ивана запищал пейджер, капитан был на взводе, вскочил как ошпаренный, прочитал послание и тут же схватился за телефон.
– Наташа? Здравствуйте. Это Косицкий. Да… Отлично, нет, я запомню. Это где-то в районе Таганки, кажется. И какое число? Замечательно, спасибо большое… На фабрику прислали служебный пропуск Коломеец, – сообщил он, положив трубку. – Его нашла уборщица в кафе, за два дня до убийства. Я сейчас туда еду, – он направился к двери, на пороге обернулся и произнес медленно, почти по слогам: – А Лунца надо брать, Илья Никитич. Здесь и сейчас.