Плацдарм по бросовой цене
Шрифт:
Капитан медленно вращал штурвал и, чувствуя наши с Диком взгляды, вовсю старался казаться этаким морским волком, который в море провел большую часть своей жизни.
– Если будем делать в сутки по сто шестьдесят узлов, – громко сказал он, – то через пять дней подойдем к острову… Правда, «Фарис» иногда любит шалить и дает большой крен, к тому же он неважно уравновешен… Я предупреждаю, чтобы вы знали: при сильных порывах ветра яхту трудно удерживать на курсе, и, чтобы ее вернуть, нам всем придется упираться в кокпит и ногами нажимать на румпель…
– Чего? –
Когда-то у меня была яхта, доставшаяся мне после развала феодосийского яхт-клуба. Маленькое суденышко с косым парусом и стакселем вынудило меня засесть за морские науки. Потому, в отличие от Дика, я понял, что сказал Луис, но тоже сделал вид, что знаю в яхте только мачту, зад и перед. Знание – сила, а силу до поры до времени лучше не демонстрировать.
– Понятно, – скривился в ухмылке Луис, бросив взгляд на наши недоуменные физиономии. – Первый раз выходите на яхте в море?
– Да! – кивнул я. – Первый!
– Это заметно… В общем, ничего руками не трогать, если что нужно – спрашивать меня.
– Где тут сортир? – тотчас воспользовался советом Дик.
– Иди вниз и по коридору в самый конец, – ответил Луис и перевел взгляд на меня. – А тебе что непонятно?
– Какую каюту ты нам дашь?
– Выбирайте любую, какая понравится. Но только спать будете оба в одной.
– Договорились, – согласился я. – Только мне непонятна еще одна вещь: ты собираешься крутить штурвал все пять суток? Или все-таки доверишь вахту нам?
– Как-нибудь без вас обойдусь, – после небольшой паузы ответил Луис.
На палубу поднялся Дик. По выражению на его лице я понял, что с ним произошел какой-то конфуз.
– Дверь никак не открывается, – произнес он и развел руками.
Луис вздохнул и покачал головой.
– На ручке есть кнопочка, – стал терпеливо объяснять он. – Сначала нажимаешь на ручку, а потом большим пальцем давишь на кнопочку. Понятно, ковбой? Не описался еще?
Вакуэро передернуло от такой фамильярности. Он вежливо постучал капитана по плечу и многообещающим тоном произнес:
– Так нехорошо говорить. Больше так не делай.
И снова спустился вниз. Я пошел следом за ним.
– Все я нажимал, – бормотал Дик, переходя через темную кают-компанию, в углах которой, словно спящие животные, стояли дутые кожаные диваны. – А если он собирается пять дней так с нами разговаривать, то все пять дней я буду бить его по физиономии.
На этот раз дверь в гальюн открылась. Прежде чем зайти, вакуэро заглянул внутрь, скользнул взглядом по унитазу, рукомойнику.
– Жить можно, – резюмировал он и закрылся.
Я остановился посреди коридора, между двух дверей, раздумывая, какую каюту выбрать. Как раз в этот момент яхта слегка накренилась влево, и я оперся рукой о левую дверь.
Судьба подсказывает, подумал я, заходя внутрь. Крохотный иллюминатор, через который едва пролезет голова, встроенный шкаф с полками, двухъярусная кровать со шторками, съемный пластиковый столик-откидушка, кресло и пара складных
Я прикрыл за собой дверь, зажег над кроватью маленький светильник, кинул под ноги сумку и опустился в кресло, чувствуя себя если не дома, то, во всяком случае, в уютном месте, вдалеке от амбициозного Влада, вдалеке от загадочной Анны, где целых пять суток можно бить баклуши, отсыпаться и не отравлять свое сознание тяжелыми мыслями.
В этом кресле я и заснул. Дик перетащил меня на кровать, снял с меня кроссовки и задернул шторку, но я этого не видел и не слышал.
Глава 33
Скрип канатов, всплеск волн, бьющихся о борт яхты, хлопки парусов, с которыми играл мягкий ветер, и плавное покачивание действовали не просто убаюкивающе. Все это должно было придавать сну коньячную крепость, но я уже находился на пороге между сном и бодрствованием и быстро выходил из райской ауры. Я уже отчетливо слышал все звуки и чувствовал солнечный свет, падающий мне на лицо. Что-то меня разбудило. Не шум, не голоса, а почти незаметное изменение ритма, которое почти не поддается объяснению.
Я открыл глаза, приподнял голову с подушки и отдернул шторку. По полу и стенам каюты скользили солнечные блики, отраженные от воды. Опустив ноги на пол, я встал и, почесывая грудь, подошел к иллюминатору. Голубая вода, пенясь и брызгаясь, тонким гребнем проносилась под иллюминатором, омывая его, словно ветровое стекло автомобиля в автомойке. Яхта поднялась на волну, и я увидел ровную полосу горизонта, ограничивающую пустынное пространство океана.
Я зевнул и хотел было вернуться на кровать, чтобы подремать до тех пор, пока Дик не встанет и не приготовит кофе, как вдруг застыл, превратившись в слух.
Сверху, с палубы, доносился тихий ритмичный звон. Так звенеть могли только раксы – дюралевые кольца, связывающие кромку паруса с мачтой. Значит, Луис убирал паруса. Прошла минута, и я услышал резкое шипение. Прислонившись к стеклу иллюминатора лбом, я увидел, как в небо взвилась сигнальная ракета, оставляя за собой дымный шлейф, затем вспыхнула зеленым огнем, сделала дугу и погасла.
Скорость резко упала. Слегка накренившись, яхта медленно пошла по окружности. Прошла еще минута-вторая, и в иллюминатор вплыл залитый солнцем белый силуэт небольшого моторного катера. Не веря своим глазам, я увидел стоящую на скошенной крыше каюты Элизу Дориа. Она махала руками, подавая сигналы Луису.
Я отшатнулся от иллюминатора, машинально похлопал себя по бокам в поисках револьвера и, согнувшись, словно находился под обстрелом, метнулся к кровати.
– Дик! – шепотом позвал я. – Проснись!
Вакуэро невнятно забормотал, чмокнул губами и приоткрыл один глаз.
– Револьвер где? – шепнул я. – Где мой револьвер?
– Под матрацем, – пробормотал Дик. – И ради этого надо было будить?
Я хлопнул его ладонью по спине.
– Быстро вставай! Кажется, мы уже приплыли.