Плацдарм [трилогия]
Шрифт:
В штабе переругивались командиры, определяя очередность вывода своих частей, но эта самая очередность всякий раз сбивалась. То требовалось срочно вывезти больных из полевого госпиталя, то вдруг командование требовало мчаться обратно и забрать уже брошенные, как никчемный хлам, испорченные пушки, то оказывалось что какая-нибудь станция дальней связи - не устаревшая рухлядь, а не имеющее аналогов оборудование.
Особисты в рамках обеспечения полной секретности должны были зорко следить, чтобы никто не захватил с собой на ту сторону никаких «сувениров», которые могли
Немногочисленные степняки, глядя на этот исход, очень сильно смахивающий на бегство, держались наособицу. Не неприязненно, но как-то сумрачно - так стараются не задевать друга, у которого умер близкий человек.
…Три человека сидело в углу кантины «Жареный суслик», заливая печаль. Три свежеиспеченных младших лейтенанта-переводчика, произведенные из солдат, сумевших освоить местные языки.
Их дальнейшая судьба была совсем непонятной - поскольку вряд ли на Большой Земле нужны знатоки тарегского и сарнагарского диалектов местного всеобщего языка.
Грустнее всего выглядел Петя Якимов.
Еще пару дней назад не было, наверное, более довольного офицера во всей ОГВ.
Еще недавно - обычный ефрейтор, не выделявшийся ничем, кроме отличной слуховой памяти и способности на слух запоминать слова песен - хоть на английском, хоть на турецком, и без запинки воспроизводить их. А теперь - нате вам: лейтенант, хоть и младший.
Его коллега Боря Кременецкий, правда, напоминал, что в войну ведь тоже солдат в офицеры производили таким образом. Только вот не от хорошей жизни это делалось.
И когда Петр усмехался, что, мол, войны и нет уже, и даже не повоевали толком, скептик Борис отвечал: «Это ты так думаешь».
Теперь же было совершенно непонятно, что с ними будет.
– Хорошо, если просто в запас с подпиской выкинут, - зловеще понизил голос Кременецкий.
– А если…того?
Он выразительно провел ладонью по горлу.
– Чтоб лишнего не болтали!
– Да ты что, совсем?!
– покрутил Петя пальцами у виска.
– Сейчас не те времена! Ты говори, да не заговаривайся!
– Времена не времена, а вот бежим отсюда как зайцы… - сурово изрек Борис.
– Так что теперь, всем тут было надо остаться?!
– вспылил Якимов.
– Тебе хорошо, ты сирота!
И прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.
– Подожди, никто и не говорит, что всем надо остаться!
– вмешался Иван Токарев.
– Я вот бы сделал по-другому. Оставить тут добровольцев. Бросить всю технику и боеприпасы. Ну, мастерские, горючее… На первых порах с продовольствием помогут кочевники…
– Ага, - хохотнул Боря.
– Ну, так пойди в штаб и предложи!
Вспомнив
Допив водку, вытрясли на стол еще пару неровных серебряных кружков - последнее, что у них оставалось.
– Борь, у тебя нет еще?
– пьяно изрек Якимов.
– Может, на девочку бы хватило?
– Да откуда?
– пожал плечами Кременецкий.
Тут он слукавил. В кошельке у него было семь золотых монет, еще давно найденных в тайничке при разборке развалин в Октябрьске. Сумма по здешним понятиям приличная, да только вот ни на пьянку, ни даже на местных прелестниц он ее не был расположен тратить.
Потому что уже принял решение.
Он действительно сирота, и может рискнуть…
В углу неприметно пристроилась старая горбатая жрица Хэр-лика, Подземного хана. Перед ней стоял услужливо поднесенный хозяином заведения, одноглазым мельвийцем Пиратом, кувшинчик кумыса, к которому она прикладывалась время от времени, чтобы скрыть зловещую мертвую ухмылку.
Сарнагар. Бывший Запретный город
Генерал-майор Сентябрьский встал и в последний раз оглядел свой кабинет. Мрамор, нефрит, золотая инкрустация, огромный стол из разноцветного дерева.
И среди этого всего - выкрашенный в защитную краску сейф с приоткрытой дверцей и солидный черный телефон на столе рядом с настольно лампой с зеленым абажуром.
Это все останется здесь - гонять машины ради всякого старья было признано нецелесообразным.
Идут последние часы его пребывания тут. Можно сказать, последние часы советской власти в Сарнагарасахале. И последние дни соединения двух миров.
Час назад он созвал местных старейшин и сообщил им без лишних подробностей, что гарнизон уходит.
Те восприняли эту весть с неподдельным страхом и растерянностью.
И комендант понимал, почему. По очень похожим на правду слухам, остатки воинства Шеонакаллу еще таились в лесах Джаро и в отрогах хребта Лаорнато. Зная местные порядки, можно было не сомневаться, что в случае реставрации свергнутого режима всех, хоть в какой-то степени сотрудничавших с «мерзейшими чужеродцами», ждет алтарный камень.
Впрочем, есть ли эти самые Последние Верные или нет, - только местный черт знает. А вот то, что кочевники вполне могут вспомнить, что земли бывшей империи Неназываемого когда-то принадлежали их предкам, вот это будет вернее.
За дверью послышались шаги.
Должно быть, это командир комендантской роты или еще кто-то из пока остающихся тут офицеров городской комендатуры.
Но появился Уззаг Хо Хеоганн, трехбунчужный вождь.
«Странно, вроде о его прибытии в город никто не докладывал».
– Вы уходите?
– произнес он, стоя в дверях.
– Да, - кивнул генерал, внимательно глядя на союзника.
– Вы вернетесь?
– Хотелось бы, - вздохнул Сентябрьский.
Они помолчали.
– Что ж, прощай, - он поклонился коменданту.
– Я буду вспоминать тебя, мой друг. Как бы то ни было, но я рад, что узнал тебя, и узнал о вашем мире.