Плацдарм
Шрифт:
Чувство некой странности и… неправильности, что ли… Как будто перед ним были ожившие сказочные персонажи. Али-Баба и сорок разбойников.
Картинка и вправду была колоритней некуда.
Выстроенные шеренгой мужики — всего с полсотни. Все смуглые и обветренные, у многих хищноклювые носы вполне кавказского вида хотя хватало и людей среднеевропейской внешности: встретишь на улице — и не обернешься.
Правда, имелись и более экзотические личности.
Один был темный, почти черный, но вместе с тем на негра явно непохожий. Со слегка вьющимися рыжеватыми волосами, прямым носом тонкими
Все, как на подбор, заросшие косматыми бородами. У некоторых они даже были выкрашены в синий и темно-красный цвета (правда, изрядно вылинявшие). Только трое или четверо сводили растительность на лице, а еще у одного борода была выбрита только с одной стороны.
Косматые сальные гривы соседствовали с более-менее аккуратными косичками (иногда по два десятка на голову) или даже узлами на темени — как у женщин в их мире. (Или у японских самураев — припомнил майор картинки из старой книги.) Некоторые заплели в косы даже бороды, украсив их игривого вида бантиками.
На щеках и лбах и даже на шеях и ладонях у многих были выжжены клейма, иногда не одно.
Одежда их вполне соответствовала тому, что писали о «работниках ножа и топора» в старых романах. По большей части на вид добротная и, должно быть, дорогая, но явно знавшая лучшие времена, грязная и рваная.
На грязных мозолистых лапищах блестели перстни и браслеты — золота, правда, было маловато: все больше серебро и бронза с мелкими аметистами и бледной бирюзой. Причем про кое-какие изделия можно было твердо сказать, что предназначались они для женщин. Вот взять хоть ту тонкую цепочку с фигурными висюльками, что в несколько рядов обвивается вокруг бычьей шеи «серого».
У некоторых в ушах были серьги — иногда по две и даже по три в каждом ухе, а у одного — Макеев сперва даже не поверил глазам — в носу было продето кольцо литого золота. Что любопытно, на вид то был не какой-нибудь папуас, а тип вполне нордического вида с русой бородой и синими глазами.
В общем, пленники, несмотря на как будто грозный вид, не производили впечатления по-настоящему опасных. Скорее уж лесных разбойников.
Взгляд майора невольно перешел на разложенные в ряд трупы, выглядевшие как… как попавшие под артобстрел артисты бродячего цирка.
И тут только он понял — как же их много, этих павших.
Не далее как час назад его разведчики отправили на тот свет больше полусотни живых душ. И это несмотря на строгий приказ начальства «без надобности не проливать лишней крови местного населения». А кто определит грань «надобности»?
— Ты посмотри, это же целая Третьяковская галантерея на мужике! — Чуб с интересом разглядывал татуировку на разбойнике.
Огромный, заросший диким волосом буквально до глаз — даже из ушей и носа торчали пучки волос, он смотрелся рядом с Чубом (кстати, тоже не самым низкорослым) как медведь рядом с человеком. Лоб украшал выжженный каленым железом прямоугольник с вписанным в него луком и стрелой. На левом виске — готовая к броску змея.
Руки его смахивали
— Да, браток, и как для тебя кандалы-то подходящие подобрали? — бормотал прямо-таки восхищенно изучавший аборигена Чуб. — Этакого кабана надо на цепь бугаев сажать. У нас точно таких наручников не делают. Ну разбойничья рожа, ну бандюган! Такого в темном переулке встретишь — помрешь со страху.
— Погоди! — встрял кто-то из солдат. — А может, это Робин Гуд местный?
— Да ладно, с такой харей робингудов не бывает, — хмыкнул Чуб. — Кстати, дядя, а что это ты там прячешь?
Он подскочил к громиле и извлек откуда-то из складок кожаного кафтана короткий узкий нож.
— Ну жук, — недобро осклабился парень.
Он пнул сапогом по голени амбала, тот только скривился да что-то жалобно пискнул.
— Рядовой Чуб, как вы себя ведете?! — счел нужным вмешаться Макеев.
— А что такого, товарищ майор, — послушно вытянулся по стойке «смирно» солдат. — Вот, сами видите, изъял «перо» у гражданина душмана.
Надо было бы приструнить разошедшегося подчиненного, но тут комроты подумал, что, пожалуй, Чуб сделал доброе дело и пленных следовало бы обыскать еще раз.
Результатом повторного обыска стали полдюжины ножей, спрятанных в голенищах, рукавах и даже в специальных ножнах, привязанных в паху («Чуть мимо сунешь — и уже можно в гареме евнухом работать», — прокомментировал какой-то остроумный боец).
Кроме этого были обнаружены две длинные и острые иглы, спрятанные в прическе одного из пленников, вполне боеспособный медный кастет, висевший на шее на кожаном ремешке у темнокожего (видно, принятый в первый раз за амулет). И набор отмычек, которые хранил в поясе «серый».
Все это было свалено туда же, куда и остальное оружие.
Допросить пленных оказалось делом практически невозможным. Они не реагировали на слова ни одного из распространенных европейских языков. Макеев с Анохиным, напрягши извилины, выдали на-гора по паре фраз на английском, немецком, французском, испанском и итальянском. Безрезультатно. То же произошло и с латынью. Припомненная майором поговорка о том, что, если хочешь мира, следует готовиться к войне, прогремела холостым залпом.
Привлекли многонациональный воинский контингент. Узбекский, татарский, казахский, грузинский, армянский, азербайджанский и даже чукотский — аналогичный результат.
Макеев даже заподозрил, что все «душманы» немые. Но нет.
Один из них, «негр», вдруг показал пальцем на один из БРДМ и несколько раз повторил слово «кукх» — то ли вопросительно, то ли утвердительно.
Майор виновато развел руками: мол, не понимаю. Но про себя отметил это, встревожившись. Неужели же этот тип видел что-то подобное?
Аор покачал головой.
Не понимает пришелец нормальную человеческую речь. А ведь он заговорил с ним на общеимперском. Ладно, надо осмотреться, пока все не прояснится окончательно.