Плацдарм
Шрифт:
Вот и глядели его парни в жарком афганском Кандагаре ленты, где полуобнаженный, накачанный югославский «индеец» Гойко Митич ловко расправлялся в одиночку с десятками бледнолицых врагов. Смотрели и посмеивались, подмечая ошибки киношников. Но в общем кино было зрелищное, яркое и захватывающее. Не раз и не два подходили бойцы к своему командиру, благодаря за «царский подарок».
И вот теперь те же индейцы. Но не на белой простыне экрана, а вживую. В паре сотен метров от их БРДМ. Что называется лоб в лоб.
— Красиво идут! — невольно восхитился
Ровные ряды, кони движутся нос к носу. Люди в седлах не шелохнутся. Такое дается либо многолетними тренировками, либо впитывается вместе с молоком матери.
«Индейцы» приблизились еще метров на пять и вдруг встали как вкопанные. Кони всхрапнули, заволновались, но всадники рывками узды успокоили скакунов. По-прежнему степняки держались с почти скульптурным достоинством, и руки их демонстративно находились далеко от оружия — на виду.
Больше всего Макеев сейчас боялся, что у кого-то из его солдат взыграет дурь и он решит пострелять пришельцев. Всем разведчикам еще памятна была недавняя стычка в межгорье. И вообще, лучший способ обороны — нападение.
— Не стрелять! — на всякий случай скомандовал майор.
От стана кочевников отделилась группа в шесть всадников. Впереди на белом коне ехал величественный мужчина лет пятидесяти, одетый в звериные шкуры. «Наверняка вождь, — подумал комроты. — Вон какой на нем чудной головной убор из черепа какого-то местного хищника, похожего на леопарда. И перья, как же без них взаправдашнему индейцу?»
— Наши действия, Санек? — раздался в наушниках голос Анохина.
— Готовь толмача, будем принимать парламентеров, — решил майор и, откинув люк, полез наружу.
— …Товарищ генерал-лейтенант? — спросил знакомый голос. — Это майор Макеев. У нас тут ЧП наметилось.
— Знаешь, Макеев, — съязвил Антон Карлович, которого оторвали от обеда, — я почему-то не сомневался, что твое дежурство пройдет не без происшествий. Хоть не посылай тебя на рекогносцировку! Что такое? Снова нападение? Сколько жертв, сколько пленных?
— Никак нет, товарищ генерал! — Мезенцеву показалось, что наглый «афганец» на том конце хихикает (совсем оборзела разведка, мать их). — К нам тут явилось посольство от целой Степи. Ни много ни мало двадцать два народа! Союз вот предлагают…
— Что?! — не поверил услышанному генерал. — Ты уверен? Ничего не напутал по незнанию языка?
— Сами убедитесь, — предложил нахал. — Я отправил группу парламентеров к вам в город.
— Да ты… — не нашелся Мезенцев. — Как посмел?! Кто тебя уполномочил принимать столь ответственные решения?! Мне надо связаться с Большой землей, с Москвой, с…
— Вас плохо слышно, — донеслось из рации. — Вас плохо слышно!
Сеанс связи внезапно прекратился. У генерала создалось впечатление, что разведчик попросту вырубил связь.
Им предстояло воевать. И война эта началась не тогда, когда они запланировали. Собственно, они уже воевали.
Сарнагар.
Покои Сына Бездны
Ксанх, член Вышнего круга вернейших рабов того, чье истинное имя недостоин произносить смертный (а попросту верховный жрец-колдун империи Сарнагарасахал), совершал очистительное моление прежде чем войти в императорские покои. Как всегда, тщательно и неторопливо. Закончив и пропев последнюю ритуальную фразу, он распрямился, ощутив боль в затекшей спине. Обряд поклонения божеству должен быть соблюден как должно, несмотря ни на что, но в последнее время жрец стал все чаще чувствовать, что установленная согбенная поза все сильнее утомляет его.
Он бы, пожалуй, пренебрег малым поклонением, тем более вряд ли кто упрекнул бы его. Но оное полагалось совершать всегда при посещении Сына Бездны, и могли пойти слухи, что положение стало опасным, раз уж сам верховный жрец пренебрег должными церемониями. Впрочем, это недалеко от истины.
За распахнувшимися дверьми взору Ксанха предстали небольшие покои (всего тридцать на двадцать шагов).
На низком столике в нефритовых чашах стояли золотое вино и легкая закуска — спелые яблоки, залитые медом.
На огромном пушистом ковре — плечо к плечу, бедро к бедру — неподвижно, молча лежали на спине в два ряда десятка три полностью обнаженных девушек.
А сверху возлежала еще одна — вовсе не молчавшая, а тихо стонавшая.
На нее взгромоздился еще молодой, но уже с изрядным животиком мужчина в приспущенных шароварах.
На вошедшего он не обратил никакого внимания.
— Ничтожный позволит себе потревожить Сына Бездны, — вкрадчиво изрек первый слуга, с непонятным раздражением созерцая бледный, вялый зад императора, ходящий вверх-вниз.
Тот по-прежнему как будто не обратил внимания на посетителя.
Жрец с некоторой иронией подумал, что дело совсем не обязательно в охватившей владыку страсти. Сын Бездны лишний раз показывал, что сила не иссякла в его чреслах. Ведь угасни телесная сила и мощь, — значит, пора Сыну уходить к прародителю.
Причем, так сказать, индикатором немощи служила неспособность государя удовлетворять своих жен и наложниц.
Иногда, правда, императора приносили в жертву вне очереди.
Распластавшиеся на ковре девицы хранили неподвижность, словно спали.
Живое ложе было удовольствием изысканным и очень дорогим. Собственно, в империи Черных Солнц оно было доступно лишь императору и наследным принцам. От дев, составлявших его, требовалось два качества — дородность, дабы пользующийся ложем не ощущал костей под собой, и умение долго сохранять неподвижность. (Последнее, пожалуй, было главным.) Лишь когда владыка соизволял отойти, девушки быстро вскакивали и убегали, уступая место новой партии, так что когда тот возвращался, то зачастую даже не замечал подмены. Кормили их лучше, чем даже гаремных наложниц, а позже находили им достойных мужей.