Плацдарм

Недозор Игорь

Кири отличалась большим тактом и обычно была молчалива. Пристальный взгляд ее глаз, наверное, мог выдержать не каждый, но когда она глядела на Анатолия, обыкновенная ее замкнутость сменялась сочувствием. Вечерами, когда они с девушкой сидели у костра, то большей частью молчали. Кири не терзала его расспросами и не приставала с глупыми россказнями.

Но вот теперь ей надо возвращаться домой — со шкурками, с запасом высушенных мускусных желез горных росомах, с драгоценным мумие, случайно найденным в пещере.

Разумеется, Смагин взялся

сопроводить ее в родную деревню, ибо, как он объяснил, его дружина ушла уже очень далеко.

Хотя, честно говоря, Анатолию не хотелось гостить в деревне Кири, что он обещал, поддавшись ее настойчивым просьбам, которыми она донимала его на всем протяжении их утомительного спуска. На то было множество причин.

И, прежде всего, как он подозревал, его наверняка захотят оставить в деревне навсегда. В здешних горах никогда не бывает слишком много мужчин, и чужак будет нелишним. У чужака дела и у него есть дом? Это его проблемы — тем более что хотя мужчин у горцев нехватка, зато есть много строгих табу и обычаев — и что касается отношений мужчины и женщины в том числе. Вот, к примеру, если чужака спасла девушка, а он вместо благодарности попользовался ею, да еще жениться не хочет… Что с ним нужно сделать за такое? Правильно, отправить туда, откуда его вытащила девица… Но, давши слово, держись. Там видно будет.

Позавтракав, они пустились в дорогу.

На исходе второго дня из-за отрогов Старого хребта показалась деревня.

— Тол'йа, — сказала встревоженная Кири, указывая в сторону селения, — там что-то неладно.

Анатолий посмотрел вниз, напрягая зрение.

И в самом деле. Ни над одним из домов не вился дымок, не слышно было и лая собак. Ни одной живой души не было видно в окрестностях.

Они стали спускаться вниз, гоня мысли о самом худшем.

Однако худшее было явлено им безжалостной судьбой.

Там, где стояла деревня горцев, теперь была лишь смерть.

Пустые дома, выломанные двери, кострища с обглоданными костями…

В первый миг Анатолий даже испугался и лишь потом узнал кости овец и свиней.

Уже тронутых разложением и стервятниками трупов было немного. И значило это, что остальные познали горчайшую долю «живых мертвых» — рабов.

Кири не знала, кто и зачем превратил деревню в кладбище. Но сути дела это не меняло.

И лишь обойдя всю деревню, она села на каменный порог своего дома и горько заплакала.

— Богиня, за что?! — всхлипывала девушка, прижимаясь к Анатолию. — Чем мы провинились?

Пустые окна глядели на безучастные белые вершины пустыми мертвыми глазницами высохших черепов…

…Похоронив убитых, они решили вернуться назад, в горы.

Глаза Кири были красны от слез, а Смагин молчал, понимая, что сейчас бессмысленно лезть с глупыми утешениями. Тому, кто потерял навсегда отчий дом, утешения не помогут. Некогда Анатолий сам узнал это на собственной шкуре…

Кири плакала ровно

сутки. Наутро следующего дня, бледная и с красными глазами, она стала прежней — такой же собранной и ловкой охотницей-горянкой.

— Тол'йа, — сказала она тихо и очень серьезно, хотя и запинаясь, путаясь в словах полузнакомого языка. — Я спасать тебя. Но ты потом спасать меня, если бы я быть там. — Палец ее ткнул в сторону бывшего села. — Я была бы мертвой или было бы мне хуже, чем смерть. Теперь прошу, спаси еще раз. Взять меня к себе в дом, своего дома у меня нет… Вот. — Она протянула ему нож. — Взять или убей, не хочу быть взятой из милости в чужое племя…

Молча Смагин обнял свою спасительницу.

Теперь им предстоял далекий кружной путь. В Октябрьск…

…В двадцати лигах от погибшего селения, в тесном распадке, бледнолицый человек в черном плаще зло ударил в каменистую землю посохом, инкрустированным человеческой костью.

Потом еще раз оглядел строй связанных, безучастно уставившихся в землю людей, стиснутых воинами в разномастных доспехах с мечами на изготовку.

— Ты уверен, что никого не упустил? — обратился он к старшему, грузному одноглазому горцу.

— Уверен, досточтимый, там остались лишь негодные старики. Я даже убитых мужиков приволок, как вы сказали…

Сквозь привычную браваду проскальзывал, однако, тщательно подавляемый страх, поскольку вожак хорошо помнил, что стало с бойцом его ватаги, который, перекурив травы-дурманки, попытался замахнуться мечом на посланника Подземного Хана.

И сейчас нюхом старого волка он чуял, что отделяющее его от смерти расстояние, по поговорке, короче длины клинка.

Но чародей лишь отвернулся от атамана людокрадов и пробормотал под нос пару проклятий по адресу светлых богов.

Все было сквернее некуда — его чары, очевидно, солгали, когда он увидел в черной чаше, что человека из чужого мира приволочет к себе в дом девка из этого горного селения.

Теперь уже не было времени доискиваться, в чем дело и где именно он ошибся.

Воистину неудачи преследуют их одна за другой. Сперва у Эрдигора ничего не вышло — древний магический амулет сработал раньше времени, разрушив лишь никчемный пустой кишлак, а теперь — не удалось захватить чужинца.

Это, естественно, не воспрепятствует воле Подземного. Но это замедлит исполнение воли Его.

Впрочем, не все так плохо.

— Почтенный господин… — Мысли его нарушило робкое блеяние разбойника. — А что делать с людьми? — ткнул тот в пленных.

Несколько секунд жрец размышлял.

— Оставь себе вместо платы… — обронил рассеянно бледнолицый.

И тут же забыл о каких-то никчемных людишках.

Северо-восточная окраина бывшего Сарнагарасахала

Тишину ночной Степи разорвали страшные крики:

— Аттан! Тревога! На коней!