Плач Абалона
Шрифт:
Ренауд взволнованно смотрел на них сверху, но стоило Халю встретиться с ним взглядом, как принц тут же откинул голову и уставился в небо. Интересно, что за оправдание он себе выдумает? Мол, заметил еще одну опасность и отправился один ее исследовать, или лошадь вдруг охромела… Халь очень удивился, услышав честные извинения Ренауда:
– Простите, склон оказался для меня слишком крут. Принц Тудвал, вы ранены – надеюсь, не сильно?
Кеолотианец с отвращением пробормотал что-то о привидениях и медведях-выродках. Ренауд посмотрел на него непонимающе.
– Не
Оба принца поскакали к дороге. Кеовульф отстал, и Халь понял, что рыцарь хочет ему что-то сказать.
– Раз тут оказался один медведь, могут появиться и еще. Надо быть начеку.
– Это ведь Каспар виноват, так? – сказал Халь почти извиняющимся тоном. Ему было стыдно за племянника.
Кеовульф с беспокойством смотрел на запад, туда, где вдалеке за неровной грядой холмов стоял высокий темный лес.
– Возможно. Но уверен ли ты, что любой из нас сумел бы лучше противостоять искушению этой силой?
Глава 16
Лишь скудный луч света, в котором медленно кружились пылинки, проникал в глубокую подземную темницу потерянных душ. Но его хватало. Каспар видел обреченные лица, а сквозь узкую зарешеченную дверь доносились негромкие звуки страданий: стоны, вздохи, гулкие шаги.
Юноша съежился в дальней части комнаты, спрятав лицо в ладонях, и не знал, как считать время, текущее сквозь пальцы. Сколько часов прошло… или дней? Наконец лучник вызволил Каспара из темных глубин тоски.
Абеляр гремел чем-то железным о прутья решетки. Каспар поморщился, увидев у него на запястьях и лодыжках багровые раны. Кожа там покрылась пузырями, из которых сочилась дурно пахнущая жидкость.
Лучник перехватил его взгляд и потер язвы.
– Как-то раз меня поймали при попытке к бегству. И заковали в кандалы… Даже кора Сайлле не смогла до конца вылечить. Ну и Талоркан постарался, конечно. Бил меня. Сам знаешь, работа у него такая. Он вел души через лес, а я сбежал и вернулся в замок, думал как-нибудь пробраться через дверь Нуйн. Не получилось, попал опять к Талоркану в пыточную. На мой взгляд, больно уж у него тут много власти.
– Он что-то сделал с Брид, – произнес Каспар, глядя сквозь решетку на пятно солнечного света на полу коридора. Очень хотелось есть. Он не помнил, сколько уже дней провел здесь, слушая крики и безумные стоны других пленников. Каспар не похудел, его тело вообще никак не изменилось, даже из ссадины (содрал кожу, убегая от волков), порой выступала кровь, но голод с каждой минутой становился все мучительнее.
Абеляр рассказал, что пленников часто заставляют прислуживать на господских пирах, чтобы они не забывали о голоде. Переносить голод и жажду всем было не легко. По ночам юноше снились хлеб с сыром и холодная вода, да и днем эти видения постоянно маячили перед глазами, так что все остальные мысли путались.
– Хочешь сказать, он чего-то хочет от Девы? – спросил Абеляр после долгого молчания. – Хватит смотреть
Каспар отошел от дверцы, сел, обхватив колени, и привалился к стене. За долгие годы камень стал совершенно гладким, так много сгорбленных спин его касалось. Он сойдет с ума. Интересно, как Абеляру за столько лет удалось не потерять рассудок? Хуже всего постоянные побои и крики из соседней камеры. Все это время пленник, сидевший там, не умолкал ни на минуту, раз, за разом повторяя все те же три ноты.
– Это песня, которую он пел, когда умер. Он был великим менестрелем, – объяснил Абеляр. – Его король собирался заплатить за последний шедевр тысячу золотых крон, сделать такой свадебный подарок невесте. Менестрель всю жизнь искал самую красивую мелодию на свете, а умер, так и не докончив ее.
На взгляд Каспара, песня вовсе не звучала красиво.
– Ну конечно, – мягко рассмеялся Абеляр. – Как, по-твоему, если лицо самой красивой девушки отрезать от всего остального, красота сохранится?
Каспар сказал, что бесконечно повторяющиеся ноты сводят с ума быстрее, чем голод.
– Сосредоточься, – посоветовал Абеляр. – Надо сосредоточиться, а не то лишишься души. Если поддашься безумию и почувствуешь к себе жалость, старший лесничий превратит тебя в раба. У Талоркана десятки рабов со сломленной волей, он любит власть. Это видно по тому, как горят его глаза. А если он подчинит себе Деву, его власть возрастет еще больше. – Лучник облизнул сухие растрескавшиеся губы.
– Брид, – в отчаянии прошептал Каспар. Чувство собственной беспомощности разрасталось в сознании, как опухоль. Он ничего не мог поделать, чтобы спасти ее от рабства Талоркана.
Абеляр пожал плечами.
– Мы мало, что знаем о том, как живут лесничие и старейшины Высокого Круга. Ни один человек не провел здесь достаточно времени, чтобы их изучить. – Он язвительно усмехнулся. – Бессмертие. Многие жаждут бессмертия, сами не зная, чего добиваются. Я хочу соединиться с Великой Матерью, вернуться в ее чрево и в блаженство всепрощения, но не могу, пока не исправлю совершенной ошибки. Так что стисни зубы и сосредоточься, Спар. Думай о чем-нибудь одном, или безумие вечности захлестнет тебя. – Он глубоко вздохнул и попросил: – Расскажи мне о Брид и Талоркане.
Каспар не видел Брид уже несколько дней. Или недель? Путаясь в словах, он принялся медленно рассказывать и, в конце концов, упомянул, что Папоротник остался с нею. Вряд ли маленький рогатый лёсик мог чем-то помочь Брид, но больше у нее сейчас никого не было. Бедный Папоротник, подумал Каспар и обнаружил, что опять думает обо всем сразу, монотонная песня менестреля мешала сосредоточиться.
– Расскажи мне о Брид. – Абеляр ласково положил ему руку на плечо и повернул к себе.
– Я ее люблю, – просто ответил Каспар. – Я ее люблю, а она собирается выйти замуж за моего родича. Несколько лет я пытался себя убедить, что люблю другую, но больше не могу врать.