Плачь обо мне, небо

Selestina

Ей начинало чудиться, что это она выстрелила в Наследника Престола: потому что за единственную попытку против монаршей воли увидеться с приговоренным к казни папенькой удостоиться чести поездки с жандармами Долгорукова было слишком странно. Словно бы у Императора есть и иные причины для гнева на семейство Голицыных. Но судя по рассказам папеньки, долгое время их род был дружен с царской семьей.

Случайное воспоминание о папеньке отозвалось глухой болью, и Катерине пришлось мысленно начать считать постепенно стихающий цокот копыт, одновременно с этим сжимая пальцы рук, дабы хоть немного прийти в себя: не стоило демонстрировать этим бездушным господам, что

ее что-то тревожит.

Еще раз покачнувшись, карета остановилась, и один из офицеров толкнул ее дверцу, позволяя увидеть темный камень одного из домов, тонущего в сумеречной мгле. Поданная рука, неестественно белеющая в полумраке, вызывала желание ее оттолкнуть, но княжна всё же нашла в себе силы принять оную, покидая пространство кареты. Следом за ней вышел и замыкающий столь короткую процессию второй офицер. Те несколько шагов, что требовалось сделать до массивных дверей, скрывающих знакомые полутемные коридоры, где отчего-то никогда не горело более двух свечей, показались дорогой на эшафот: как объяснить свой наряд и появление вместе с ней жандармов дядюшке, Катерина не знала. Но, по всей видимости, Судьба решила принести ей свои извинения, поскольку в квартире Бориса Петровича не оказалось: встретивший княжну мажордом доложил, что барин еще утром уехал, а куда — неведомо.

— Доброй ночи, господа, — обернувшись к офицерам, Катерина с вежливой полуулыбкой распрощалась с ними, искренне надеясь, что ей не придется проявлять чудеса гостеприимства с неприятными ей людьми. Жандармы замешкались на доли секунды, впрочем, не делая ни шага вперед, после чего всё же отвесили одновременно короткий поклон на прощанье и растворились во тьме коридора. Похоже, что нести стражу возле квартиры князя Долгоруков им не поручал. И на том стоило его поблагодарить.

— Барышня, да на вас лица нет! — всплеснула руками Глафира, стоило только Катерине, зачем-то свернувшей в сторону кухни, столкнуться с кухаркой. Женщина, от глаз которой не укрылась неестественная бледность княжны, заохала, придерживая девушку и помогая ей дойти до спальни: кликать кого-либо из служанок, тем самым оповещая весь дом, она не решилась. Равно как не стала и расспрашивать о причинах такого состояния: не ее ума это было дело.

— Скажи Ульяне, чтобы чаю мне горячего принесла, с молоком, — останавливаясь у двери и таким коротким распоряжением отсылая кухарку, Катерина проскользнула в спальню и только после этого смогла шумно выдохнуть, расстёгивая ворот офицерского мундира: надлежало срочно переодеться в домашнее платье и убрать волосы, прежде чем возвернется дядюшка.

А еще следовало хотя бы пару строк Дмитрию черкануть, предотвратить возможное беспокойство: ведь сегодня в поместье Шуваловых она уже не вернется. И что-то подсказывало Катерине, что свидеться с женихом сможет уже не скоро.

***

Хоть и венчала голову государыни Марии Александровны императорская корона, внутри она оставалась все той же немецкой принцессой Софией Марией Августой, близкой к народу и сострадательной к каждому вне зависимости от его положения. Тому же учила она своего старшего сына, и радостно было Императрице видеть, что цесаревич не гнушается общением с простыми людьми: матери просили его благословить их детей при рождении, молодые пары — присутствовать на их браковенчании. Ежели случалась возможность, Николай никому не отказывал: народ любил Наследника Престола и желал такого царя. Оттого причины, что побудили князя Голицына задумать покушение на цесаревича, для Марии Александровны были совершенно неясны, быть уверенной в его защите она не могла и всякий раз,

когда Николай покидал дворец, государыня переживала сильнее обычного.

О том, что сегодня цесаревич вновь отлучился, отказавшись от охраны, Императрица узнала от фрейлины Ланской, казалось, всегда готовой принести ей дурную весть. За окнами Зимнего уже сгустились сумерки, готовясь погрузить осенний Петербург в сон, напевая ему колыбельную шального ветра, а вестей о Николае никто не спешил доносить. Вместо того собравшиеся в гостиной государыни фрейлины с жаром обсуждали премьеру оперы Жоржа Бизе в Париже, да роман какой-то актрисы с потомственным дворянином, к тому же, женатым. Звонкий щебет и излишне громкий смех Ланской не лучшим образом влиял на головную боль Марии Александровны, но разогнать девушек ей не хватало сил. Не стоило им показывать, как она устала, и тем более давать понять, что ее не отпускает волнение за сына.

Пожалуй, мигрень бы усилилась, если бы распахнувшаяся в гостиную дверь не поспособствовала внезапной тишине. Девицы вмиг вспорхнули с обитых алым бархатом кресел, одновременно склоняясь в реверансе перед вошедшими в покои Ее Величества цесаревичем и Императором. В следующую секунду, повинуясь молчаливому жесту государыни, они покинули Золотую гостиную.

— Вы бледнее обычного, Maman, — целуя руку матери, обеспокоенно заметил Николай.

— Ваше поведение не способствует улучшению моего здоровья.

Заслуженный упрек был встречен покорно опустившейся головой. Видит Бог, он не желал давать матери причин для беспокойства, но охрана тотчас бы выдала его положение и свела на нет все усилия остаться неузнанным. Да и нечего ему бояться в Петербурге: дело о покушении расследовано, да и нет никаких оснований для второй попытки со стороны недоброжелателей.

— Вы обещалась вернуться к ужину, — продолжила Императрица, с укором глядя на сына.

— Я защищал честь девушки — Вы же знаете нрав Василия Андреевича: к беседам с ним стоит приговаривать особо опасных преступников.

Покойная Императрица Александра Федоровна говаривала, что привычку шутить во время серьезных разговоров Николай перенял от своего отца; сам Император утверждал, что Наследник чувствовал себя излишне привольно из-за избытка внимания, полученного в детстве. Как бы то ни было, иной раз сдержать ироничное замечание цесаревич не мог, о чем впоследствии раскаивался.

— Надеюсь, Вы не стали вызывать графа на дуэль? — хоть и был задан этот вопрос цесаревичу, взгляд Марии Александровны был направлен на стоящего подле мраморного камина Императора: напоминание о днях минувших изогнуло его губы в едва заметной улыбке.

— Будьте покойны, Мари, мое безрассудство Николаю не передалось, — уверил супругу государь.

— Зато упрямства с лихвой досталось, — шутливо укорила его Императрица, на щеках которой даже слабо проявился румянец.

— Позвольте, — в том же тоне не согласился с ней Александр, — здесь и Ваша заслуга имеется. А иной раз и мой покойный батюшка являет себя: даже мне порой страшно становится, — посмеиваясь, Император взглянул на сына, припоминая тому сегодняшний эпизод в кабинете.

— Что же Вы тогда, Ваше Величество, с Императором спорить изволите? — не преминул ухватиться за последнюю фразу цесаревич, также продолжая разговор о недавнем инциденте. Хоть и задан сей вопрос был непринужденно, с оттенком иронии, взгляд Наследника Престола говорил о том, что он абсолютно серьезен и не желает ничего забывать. Государь нахмурился: вновь поднимать эту тему при супруге он не желал, а сын, похоже, намеренно все вел именно к тому.