Плачь обо мне, небо

Selestina

Возможно, требовалось потратить больше времени на поиски, но и без того занимался рассвет, и вскоре усадьба начнет просыпаться, а молодому графу не следовало быть обнаруженным в тайной комнате. Да и прибыть в столицу он обещался еще до того, как Борису Петровичу подадут завтрак, а Сергей еще коня не седлал. Потому, рассудив, что он сделал все, что мог, Перовский вернул на место хитрый механизм и затушил свечу, чтобы через доли секунды затворить за собой дверь черного хода и поежиться от предрассветной сырости. У него оставалось в запасе несколько часов.

Сам же князь Остроженский, ожидавший визита молодого графа Перовского к утру, уже набрасывал следующий акт трагедии, что писал уже много лет, еще с момента

обретения мысли о мести императорской семье. Общественность, включая высший свет, еще помнила о романе Великого князя и Софьи Голицыной, многие верили в продолжение этой связи, полагая, что Алексей Михайлович по батюшке — Романов, пусть и незаконнорожденный, от простой дворянки. Сам князь Голицын себя к царской семье не причислял и дознаваться до правды не намеревался, пока не сошелся с шурином. Но всё же самые активные действия и беспокойные мысли принадлежали только Борису Петровичу: тот свято верил — нужно подготовить доказательства высокого происхождения Алексея Михайловича и, как следствие, Катерины. Даже если и сфальсифицированы будут эти факты, кто сумеет о том подтверждение дать? Свечку в спальне Великого князя никто не держал, и с уверенностью назвать отца Алексея Михайловича уже никто не сможет. Все мертвы.

Хотя может и статься, что никакие “доказательства” не понадобятся, и все свершится без них. Но какой из ходов выбрать — он решит чуть позднее, когда придет черед остановиться на этом перепутье.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 25.

Александр, не ожидавший так рано своего адъютанта, удивленно оторвал взгляд от бумаг, что получасом назад ему принес цесаревич. Николай внял требованиям отца заняться государственными делами и включился в проект Судебной реформы, однако своими предложениями лишь еще сильнее усложнил и без того непростую идею. Выдвинутые Его Высочеством мысли требовали доработки и местами шли вразрез с намерениями самого Императора, и теперь последний не мог решить — отклонить идеи сына за их недостаточным подкреплением основаниями или же включить в закон, заставив впоследствии будущего государя отвечать за возможные ошибки. Таким нахмуренным и оттого кажущимся не в духе Император и встретил визитера. Решимость Дмитрия, взращенная на пути в Петербург, чуть поколебалась, но не настолько, чтобы полностью позабыть о вопросах, что надлежало задать.

— Поручик Шувалов по Вашему приказанию прибыл и готов понести наказание за своевольный отъезд из Петербурга, — отрапортовал граф, вытягиваясь в струнку.

Не сразу поняв, о чем речь, и за какие провинности он должен гневаться на офицера, государь закрыл папку с принесенными бумагами и сдвинул её в сторону. Мысли понемногу уходили в сторону от Судебной реформы, и начало припоминаться нечто, связанное со своевольным отъездом графа Шувалова из Дворца. Кажется, Император даже тогда собирался отдать приказ о поиске его личного адъютанта, но сначала его заняли хлопоты по траурному обеду и молебну в честь почившей восемь лет назад матери-императрицы, затем сын активно включился в государственные дела. А теперь граф Шувалов вернулся самостоятельно. Хотя, да, надлежало бы его отчитать за это.

— И что же посодействовало Вашему внезапному отъезду? Обнаружили угрозу Империи?

То, что Александр шутил, не давало возможности стоящему перед ним офицеру расслабиться: хоть и мягок был царь, не в пример своему покойному отцу, но порой за его столь дружелюбным тоном крылись жесткие решения. Впрочем, пока здесь не наблюдалось Долгорукова, имелись шансы отделаться малой кровью и защитить Кати.

— Никак нет, Ваше Величество. Захворала маменька, о чем меня в срочной телеграмме уведомил наш управляющий, умоляя приехать.

Говоря об этом, Дмитрий мысленно просил прощения у матери за такую ложь, надеясь, что не накликает

беду: Елизавета Христофоровна была абсолютно здорова, но только так можно было оправдать стремительный отъезд, особенно в компании с Кати. Которая, к слову, не вернулась, и государю это наверняка было известно.

Император несколько секунд рассматривал офицера, всем своим видом выражающего готовность принять любой приговор, хоть и в его глазах явно проскальзывал страх. Таких людей государь ценил, но все еще не мог принять единого и твердого решения в отношении княжны Голицыной. В утренней беседе с ним Николай, пояснявший основной недостаток текущей судебной системы, в шутку оговорился, что даже там приговоры выносятся быстрее, нежели лично Императором. И здесь он был прав, хоть и Александру не нравилось признаваться в этом.

— Похвальна Ваша забота о матери, граф. А что же с княжной Голицыной? Её отъезд из столицы тоже был обусловлен внезапной болезнью?

— Я имел смелость попросить Кати на правах моей невесты сопровождать меня и остаться рядом с маменькой до её полного выздоровления. Доктор настоял на том, чтобы за ней приглядывал кто-либо из близких, но Эллен при дворе, а папенька последовал Вашей воле и находится сейчас в Бад-Киссингене.

Если никто не смог бы оспорить последний аргумент, то невозможность отпросить Эллен у Ея Величества выглядела явно притянутой за уши: Мария Александровна при необходимости даже статс-дам отпускала от себя, что уж говорить о простых фрейлинах, чье присутствие, либо же отсутствие, не всегда замечалось. Правда, Дмитрий надеялся, что сможет держать оборону и в этом вопросе: его сестра не так давно вернулась ко двору, и очередная необходимость отбыть из столицы так скоро могла бы выглядеть неуважительно к проявившей милость Императрице. Граф Шувалов уже приготовился прояснить этот момент для государя, но тот, похоже, не нуждался в оправданиях, или же просто находился в хорошем расположении духа, поскольку удовлетворился уже услышанным.

— Что ж, как мужчина и офицер, а также как мой личный Адъютант, на которого возложено большее доверие, нежели на остальных, Вы самолично ответите за свое неповиновение, граф, — после небольшой заминки Александр уже более официальным тоном вынес свой приговор: — Завтра Вы отправляетесь в Тобольскую губернию, откуда приходят странные донесения. Разберетесь с происходящим, будете держать меня в курсе.

Кивком головы подтвердив готовность приступить к выполнению поручения, Дмитрий всё же осмелился задать родившийся тут же вопрос:

— А как же необходимость следить за действиями княжны Голицыной?

— Это больше не Ваша прерогатива. О ней позаботятся люди Долгорукова.

При упоминании шефа Третьего отделения граф Шувалов вздрогнул, сильно надеясь, что задача, возложенная на жандармов, ничем не будет отличаться от той, что была доверена ему. И что никто из подчиненных Долгорукова не поспособствует ужесточению меры наказания для его невесты.

Теперь надлежало как можно скорее разобраться с происходящим в Тобольской губернии — чем дольше он будет вдали от Кати, тем опаснее все для нее становится.

========== Глава десятая. Милосердный свет всевидящих звезд ==========

Российская Империя, Карабиха, год 1863, декабрь, 2.

За тот месяц с небольшим, что Катерина провела в Семёновском, под чутким надзором и теплым крылом Елизаветы Христофоровны, трижды она наведывалась в родное поместье, не имея никакой цели. Просто хотелось коснуться родных стен, принести цветы на могилку батюшки, обнять деревянный крест и в каком-то беспамятстве задать вопросы, что надлежало задать вовремя, но не случилось. Эти визиты не длились долго — княжна лишь прогуливалась по усадьбе и спустя несколько часов уезжала: страх не давал задержаться здесь до утра. Кто знает, какого путника завлечет пустующий особняк?