Плач по уехавшей учительнице рисования (сборник)
Шрифт:
С кухни возвращается только одна бабушка, младшая, старшая осталась заниматься посудой – да нет, все в порядке, просто дедушка звонил, список ему составляли… «А меня укусила оса, – жалуется Нина и добавляет тут же, чтобы не всполошить бабушку понапрасну, – ничего, почти прошло». Но бабушка строго исследует палец, жала нет, уже хорошо, и вскоре из стебля сорванного тут же, под лавочкой, подорожника на палец капает целительный сок, бабушка жмет и жмет его, тут приходит и старшая, обе причитают, рассказывают, как в прошлом году оса укусила в губу, а в позапрошлом… На завтра назначена казнь – но Нина машет рукой, не надо, да и как найти, среди чердачного хлама это гнездо, но бабушки настроены решительно, Нина прерывает осиные саги
На ирисы-делифиниумы-лилии-розы валятся мертвые белые осы, в сад, ломая забор, по свежему снегу, прут танки, со звонкой от мороза железной броней, нацелив дула точно им в лоб, подминая гусеницами беседку, песочницу, утюжа чайку-флюгер.
Но при ближайшем рассмотрении оказывается – никакие это не танки, война кончилась давным-давно, это всего лишь громадная снего-уборочная машина, въехавшая в старый арбатский двор. Как они радовались ей. Как, все бросив, выбегали помогать, кидали в ее кузов снег – лопатами, лопатками, просто горстями. Хохотали, бросались снежками на ходу. Так были довольны развлечению, развлечений-то не было никаких, комментирует старшая, – Нина быстро печатает, бабушки смеются, она думает быстро: не слишком умело они рассказывают – совсем кратко, им ни к чему лишние слова, они все видят и так.
Бабушки вспоминают что-то еще, про толстую тетю Раю, про Кольку, спорят: а я тебе говорю, он женился на ней потом, вспоминают уже для самих себя, Нина снова отключается, но руки почему-то печатают, печатают свое, вскоре она с удивлением перечитывает написанное, после слов «лопата», «снежки» проступает совсем другой текст: «я бы вот что спросила тебя / на нашей неблизкой встрече / я бы вот что / милый /куда деть эту вечность / где взять силы / десять лет твоего лица / куда эти шорохи / ветки, бормотанье дождя-чтеца / как быть с приданным /вечной невесты / твои слова / как убить / но мне легче забить на предательство / на неверность /неудачные развороты судьбы / лишь бы ты был былбылбылбы». Какой кошмар. Она стирает все быстро-быстро. Чтобы бабушки не заметили. Чтобы выскочить из приступа графомании поскорей. Отправляет дочке первую порцию бабушкиных рассказов, в компьютер вставлена флэшка, на даче работает Интернет – получает почти мгновенный ответ: «Спасибо!!! Еще!»
Молочка принести? И давай палец помажем. Это мама. Небо еще немного потемнело, и видно уже не одну луну, но и звезды, огромные, совсем тихо. Птицы уснули и кузнечики. Бабушки тоже идут наконец спать, но свет еще долго не гаснет в их доме.
Нине что-то не хочется в комнату, и так она слишком долго там пробыла. Глядит в невидимый замерший сад и незаметно подчиняется тихой теплой ночи, ее покою. Улыбается блаженно: две недели беспримесной, чистой благодати были подарены ей – потому что каждый оказался при своем. Бабушки возвратились в бодрую зрелость, полную сил и таких понятных забот о еде, цветах, грядках, единственной дочке и любимой племяннице, она – в детство, нерассуждающее, благодарное, и никаких преград. Никого лишних. Кого надо учитывать, за кого извиняться, краснеть, кого терпеть – ни детей, ни мужей – первозданность. И еще целая неделя такая же! впереди.
Она стоит на крыльце и понимает: ноге легче, на нее уже можно наступать, стоять двумя ступнями, Нина поднимает глаза. Звезды. И странный холод от них. На лицо тихо сыплет послевоенный снег, ледяной, спокойный, немного влажный. Значит, не надо больше плакать – лицо и так уже мокрое, значит, все уже хорошо.
ПРИГОДНОЕ ДЛЯ ЖИЛЬЯ
Лопату пришлось украсть. Это была уже вторая, первая, со скитского огорода, сломалась после нескольких сильных ударов. Возвращаться в скит было далеко, и мальчик поспешил к дачам.
Рассмотрел в щель крайний участок, явно жилой – возле дома на веревке сушилось белье. Но на самом участке сейчас никого не было. Сарай располагался очень
Только тут хозяйский пес, до этого где-то вяло дремавший, очнулся, бросился к забору, сипло, резко лая. Но мальчик был уже в лесу. Даже не побежал. Просто ускорился, предельно. Вся операция заняла не больше трех минут.
Но земля оказалась твердая, как асфальт. Вся проросшая корнями, она не копалась. Мальчик налегал на лопату всей тяжестью, вдавливая в почву острие штыка, корни трещали, но потом он приноровился и рубил их с плеча, по ходу дела и червяков. Обнажил гнездо каких-то подземных крылатых мошек, которые так и взвились черным облаком, ударяясь в лицо, глаза, на несколько мгновений он крепко зажмурился, но и не подумал прекращать работу.
Земля была темно-серой и совсем сухой, хотя вчера вечером сыпал дождь. Но, видно, только побрызгал. В отчаянии мальчик даже помочился, чтобы хоть немного размягчить грунт. И тут же понял, что совершил глупость. Толку – ноль, зато запах. Пришлось немного сдвинуться в сторону и начать очищать там.
Чрез полтора часа работы появились первые результаты. Площадка со снятым дерном. Дерн он поначалу старался снимать так, как было написано в инструкции – широкими полосами, но ничего не вышло, полосы рассыпались, крошились, и он стал копать как придется. Длину померил по себе – вытянулся прямо на земле, вжал кроссовком вмятину, над головой, возле затылка воткнул ветку. Добавил сантиметров тридцать – в расчете на стены и на то, что за зиму он еще подрастет. Ширину определил наугад – вышло примерно два на полтора метра.
Пора было рыть котлован, но времени уже не оставалось. Лучше все-таки было не опаздывать на скитский обед.
Скит оказался везением, невероятным! Он не рассчитывал, он давно придумал сложную, многосоставную легенду и в ближайшее время уже собирался начать выдавать ее порциями, примерно к предпоследней он должен был получить свободу передвижений на несколько дней. Но сегодня сразу после завтрака отец Адриан, длинноносый, худой, весь какой-то изможденный слабым голосом объявил им, что есть работа не только в монастыре, но и в скиту – кто желает пожить и потрудиться во славу Божию там? Условия, конечно, будут похуже, скит открылся недавно, спать придется на полу, вставать чуть свет, зато и времени на отдых появится больше. До этого мальчик работал на монастырском огороде – оттуда было не вырваться, приехавшая с ними Галина зорко следила, чтоб они не болтали зря и не делали слишком длинных перерывов. Услышав про время на отдых, мальчик решил рискнуть.
Кроме него в скит поехали еще Димка с Витькой, они были года на два младше и ходили не разлей вода. Димка был негритенком, быстрым, нервным, очень музыкальным, мог высвистеть любую мелодию; Витька – белобрысым, гугнивым, слегка тормознутым, зато хорошо понимал и чувствовал животных, в детдоме он отвечал за живой уголок. В Димкином уголке жили ежик, кот, два хомяка и очень умная белая крыса с розовыми ноздрями, мальчик иногда играл с ней. Несмотря на непохожесть, Витька с Димкой отлично ладили, на все вопросы отвечали чуть не хором, даже кликуху заработали общую – Близнецы. Мальчик держался от них, как и от всех в детдоме, на расстоянии.