Плач под душем
Шрифт:
И, глядя друг на друга, мы захохотали ещё раз.
Мой побег из больницы был тщательно подготовлен, но готовила его не я. Более того. В его подготовке я не принимала вообще никакого участия. Лучше, чем Рыжик, придумать было нельзя. Итак, его задачей было устроить мой побег из больницы, где рядом со мной постоянно находился вооружённый охранник, где всё время было людно, все входы и выходы охранялись, и незамеченной не смогла бы проскочить даже мышь. И, надо сказать, справился он со своей задачей блестяще. Вот как обстояли дела. Я попытаюсьописать происходящее со слов очевидцев – то есть так, как описал мне Рыжик, остававшийся на поле боя до самого победного
9.00 —в палату вваливается толпа врачей, совершающая обход. Дежурный врач. Профессор, студенты, дежурный врач с ночной смены, зав. отделением, ещё кто-то, ещё кто-то. Затерявшись в толпе белых халатов, в середине находится Рыжик. Он повесил на шею стетоскоп и старательно отводит от меня глаза. Обходзаканчивается быстро. Как всегда, на меня никто не обращает внимания. Через десятьминут белые халаты исчезают.
9. 15 —появляется Рыжик. Он шествует к окну, сосредоточено держаисторию чьей-то болезни в руках. Он не успевает подойти к окну и с кем-то заговорить. Я громко окликаю его:
– Доктор. Мне плохо! У меня сильная боль!
Он подходит ко мне и небрежно говорит:
– Что случилось?
Я начинаю кататься и кричать. Он делает вид, что обследует рану, с которой давно сняли повязку. Трогает пальцами, щупает, делает сосредоточенный вид. Потом вдруг распахивает дверь и орёт:
– Открылось кровотечение! Сестра, срочно готовить операционную!
И выскакивает из палаты. Слышно, как в коридоре он громко обращается к охраннику:
– У вашей подопечной большие проблемы! Разошлись швы, необходима срочная операция! Состояние критическое!
Мне не слышно, что отвечает охранник.
9.30 —двери распахиваются, и в палату вваливается операционная каталка. Вместе с ней – Рыжик, дежурная медсестра и два санитара. Рыжиксуетится: «Осторожней! Осторожней!». Санитары поднимают меня и кладут на коляску. Вывозят в коридор и быстро катят по направлению к верхней операционной. Охранник с растерянным видом плетётся следом. В операционную егоне пускают. С решительным видом Рыжик загораживает ему дорогу: «А вам сюда нельзя».
9.35 —процессия выезжает в операционную. Двери захлопываются. Охранник остаётся в коридоре. Ему предстоит ждать.
9. 45 —из операционной выходят два других санитара – не те, что сопровождаликаталку с больной. Они оба несут тяжёлый мешок, до верху полный окровавленным бельём. Мешок такойполный и тяжёлый, что тряпки едва не вываливаются. Видя его содержимое, мент брезгливо морщится и уступает санитарам дорогу. От грязного белья его заметно тошнит. Санитары тащат мешок к лестнице чёрного хода. Слышно, как они спускаются вниз по ступенькам.
10. 00 —операция идёт полным ходом. Мент скучает. Внизу, от главного входа больницы, постоянно отъезжают какие-то машины, и одназа одной – машины скорой помощи. Пустые, либо везущие куда-то больных.
11.00 —двери операционной распахиваются. Два санитара и Рыжиквыкатывают каталку с человеком под одеялом и под капельницей. Видно, что это женщина, заключённая Тимошина: – из– под одеяла виднеются светлые волосы.
11.10 —каталку завозят в палату. Санитары перекладывают женщину на кровать. Рыжик проверяет капельницу, наклоняется. Щупает пульс. Убедившись, что арестантка под наркозом заняла своё место в палате, охранник спокойно занимает пост в коридоре.
11.20 —Рыжик выходит из палаты иподходит к менту. Он говорит, что рана дала осложнения, и Тимошинупрооперировали второй раз. Операция прошла сложно. Ей дали сильный наркоз. Наркоз полностью пройдёт через 5–6 часов, и она придёт в себя. А до этого
11.25 —Рыжик заходит в смотровую. Потом сразу же спускается иидёт внизпо лестнице. Санитары ушли ещё раньше. Мент не обращает на него никакого внимания.
17. 20 —прошло больше шести часов. Начинаеттемнеть. Мент заходит в палату. Женщина лежит неподвижно. Капельница давным-давно пуста. Менту кажется странным её неподвижность и то, чтокапельницу никто не убрал из вены. Но решает подождать.
17. 45 —мент снова заходит в палату. Женщина неподвижна точно так же, как и раньше. Мент идёт в сестринскую и нападает на дежурную сестру:
– Почему никтоне снимет капельницуу послеоперационной больной? Вы что тут, совсем с ума посходили?
Сестра широко раскрывает глаза:
– Какой послеоперационной? Сегодня утром не было никаких операций!
– А Тимошина? – сердится мент, – Разве её не оперировали? Что за бардак! А ещё больница!
– Тимошина? Да её же завтра утром выписывают! И мыещё пару дней назад предупредили ваше начальство! Она совсем здорова! Чего вдруг оперировать? Что за ерунда?
Менту становится нехорошо. Он бросается в палату. Женщина по-прежнему лежит неподвижно. Он срывает одеяло, и… застывает так же неподвижно, видя собственное увольнение. На койке нет никакой Тимошиной. Перед ним лежит загримированная под Тимошину резиновая кукла из секс-шопа. В парике из жёлтых крашеных волос.
Я задыхалась в мешке, царапая ногтями грязное бельё. Я не могла бы сделать большей глупости, даже думая десять лет. Все, что я теперь могла – лишь бесполезно сгинуть в грязном мешке, запачканнымчужим дерьмом. Нелепость, доходящая до абсурда.
– Срочно в операционную.
Помню электрические разряды, разом заплясавшие в моих глазах. В палатепоявилось двое амбалов, вкатывающих носилки. Мне хотелось истерически закричать: «что ты задумал?!», но я подчинилась гипнотической властности глаз. Нужно было только стонать, что я и делала с огромным удовольствием, перемежая стоны какими-то нечленораздельными звуками, похожими либо на истерический смех, либо на самый отчаянный стон. В принципе, это было не так важно. всё равно на меня никто не смотрел. Какая кому разница до нелепостей, вырывающихся из моего рта. Гораздо важнее то, что происходит.
Подчиняясь повелительному взгляду, с помощью двух амбалов я кое-как перетащилась на носилки. Меня покатиливперёд. Я испытывала ужас, смешанный со смехом и ускользающей надеждой, будто мне на самом деле собираются делать операцию. Позже я безмерно удивлялась всей нелепости случившейся тогда ситуации: неужели охранявший меня мент не мог понять, что у больничных санитаров не может быть таких лиц? В операционную меня тащили двое типичных бригадных качков, типичных завсегдатаев стрелки, разборки, казино, ресторана или ночного клуба, но никак не хирургического отделения больницы! Но, наверное, верна истина: не замечают именно то, что открыто бросается в глаза. Позжея узнала, что каталку к операционной пыталась сопровождать дежурная медсестра, но профессиональные движения качков оттеснили её очень скоро. Двери захлопнулись, охранник остался за порогом. Рыжик, сдёрнув с меня простыню, быстро скомандовал: