Плачу любые деньги
Шрифт:
Улыбнувшись на степенное приветствие, Евдокия и перед этим господином удержала зубы сцепленными. Челюсть уползла вниз, когда мадемуазель Землероева немного огляделась непосредственно внутри.
Как и разбитый перед жилищем парк, интерьер дома был выдержан в безупречном английском стиле, позволяющем грамотно дозированное смешение эпох и стран, придающем комнатам налет колониальности. Так расписанная журавлями шелковая ширма из Юго-Восточной Азии соседствовала с африканской статуэткой. Китайская бело-голубая фарфоровая ваза стояла
На стенах – писанные маслом старинные картины в соответствующих рамах.
Кто бы мог подумать… Откуда это все у Саши?! Или… здесь… одни подделки, новоделы?
Евдокия суматошно перебирала в памяти все, что успела узнать об Александре Сергеевиче. Лепила Саше новую личину.
Может быть, Сергеевич на нары загремел за подпольную торговлю антиквариатом? Краденые раритеты покупал?.. Исторические ценности за границу транспортировал?
Нет, вроде бы он говорил, что второй срок словил за «хулиганку».
В голове не укладывается. Саша что – набил кому-то морду на антикварном аукционе?!
Миронов с легкой усмешкой наблюдал за реакцией гостьи.
– Не ожидала? – спросил с прищуром.
Евдокия честно согласилась и мотнула головой. Миронов добродушно ухмыльнулся:
– Не шеруди решалкой: мне это все в наследство обломилось. – И кратко, в несколько предложений, рассказал историю невероятного обретения дома, забитого антиквариатом получше большинства провинциальных музеев.
Дополненная богатым Дусиным воображением, история выглядела так.
Во времена второй отсидки, когда Саша уже в большом авторитете был, в барак доставили нового сидельца – «перепуганного сморчка» антиквара, «сгоревшего» по валютной статье.
Саша «сморчка» пригрел. Подружился с Яковом Альбертовичем и не дал братве разделать хитрого дельца на денежно-валютные составляющие.
Позже, уже на воле, дружба предсказуемо окрепла на почве не совсем законных раритетных махинаций дяди Якова. Миронов крышевал антикварный бизнес дяди, помогал решать проблемы с чрезмерно надоедливыми, охочими до взяток чинушами, разруливал иные неприятности.
Два года назад у дяди обнаружили рак легкого. Не желая оставлять коллекцию ненавистному отечеству, мешавшему вольно скупать все подряд, отправившему на нары, где Яков туберкулез заработал, Альбертович отписал все Саше.
– А почему, если уж так родину ненавидел, Яков Альбертович за кордон не перебрался? – резонно поинтересовалась Дуся.
– А кто он там? – усмехнулся Саша. – Никто и звать никак, своих девать некуда. Все подвязки у Яши в России, без дела человек жить не мог, крутился понемножку…
«Понемножку», – разглядывая деревянную обшивку стен, строгую потолочную лепнину, саркастически подумала Дуся.
И кое-что об Александре Сергеевиче поняла: один из залов дома, судя по хьюмидору и пепельницам, – курительная комната, невероятно напоминал отделку ресторанного
А здесь подделок нет, пожалуй.
– Здесь все сплошь богатство нации, – оценила сыщица.
– Которое чинуши наполовину разворовали бы, – воткнул Сергеевич. – Это все, Евдокия, охранять, сохранить – взвод охраны нужен. Яков знал, кому оставить.
С потолочной лепнины Дуся перебросила взгляд на миниатюрные, едва заметные камеры наблюдения под потолком над входом. Еще пару камер заметила над пролетом лестницы, ведущей на верхние этажи дома.
Солидно. Серьезно. И очень обременительно.
Пожалуй, от этих соображений Яков Альбертович прежде всего и отталкивался. Симпатии при подобном собрании антикварных редкостей вторичны и не совсем существенны. Саша вряд ли займется расчленением и распродажей привередливо собранной коллекции, оставит все нетронутым и сбережет.
– Вы здесь оставили все, как было при Якове Альбертовиче? – не сумев скрыть уважение к бережливости авторитета, поинтересовалась Евдокия.
– Почти. Фарфоровые статуэтки пришлось припрятать под стекло. Кот, зараза, уже две кокнул. Реставрируем.
Котам в музее делать нечего, мысленно сопереживая богатству нации, посетовала Дуся. Как-никак в России раритеты остались, а кота за причинение ущерба за уши потрепать.
Как по заказу, тощий – по требованию породы – ориентальный кот возник в устрашающей близи от бело-голубой китайской вазы. Изгибая спинку цвета сильно закопченной скумбрии, котяра обогнул тяжелую медную подставку, потерся усами о выгнутые ножки…
– А ну… – тихо, но гневно зашипел Александр Сергеевич, – пошел отсюда!
Кот – ноль внимания. Видно, не знал об авторитетности хозяина подставки и вазы, даже полосатым ухом не повел. Презрительно задрал хвост и независимо побрел в глубь дома.
– На гобеленах, сволочь, начал висеть… – хмуро глядя на независимый кошачий зад, пожаловался Александр Сергеевич. – Как только теща забудет когти постричь, все – висит, гаденыш!
Кот, как догадалась Евдокия, принадлежал Инессе Сигизмундовне и мира в дом не добавлял.
В связи с догадкой еще немного удивилась. По ее понятию, в манере Саши-Мирона было бы поддать начищенным ботинком под самодовольный кошачий зад, но с ним происходили странные метаморфозы. Как несколько часов назад Александр Сергеевич оставил за дверью ресторана политес и обращение на вы, так и теперь, попав под крышу дома, внезапно и довольно видимо очеловечился. Оставил у крыльца пугающую Дусю внутреннюю сосредоточенность, расслабился, раскрепостился, вон – в коте врага увидел… Даже жалуется на зверюгу…