Плакса
Шрифт:
Ярость так горьковато-сладка… я ощутила ее вкус, смешанную с кровью во рту, когда беззвучно кричала в ночь… Прости меня, Отец, ибо я согрешу.
ОДИН
ЧЛЕН ВО РЖИ
РАНЕЕ
Три
Семьдесят два часа.
Четыре тысячи триста двадцать минут.
Двести пятьдесят девять тысяч двести секунд.
Вот сколько времени среднестатистический человек сможет прожить без воды.
Еда, с другой стороны, — это совершенно отличное положение дел.
От одного до трех месяцев — приблизительное значение, и пока я набиваю рот рубеном на ржаном хлебе, становится ясно: кто бы ни придумал эти заурядные цифры, никогда не воровал.
Хотя я не в курсе, что такого в краденых вещях. Они просто кажутся на ощупь, на запах, на вкус… лучше. Сэндвич этот не стал исключением. Ну, формально, я его, наверное, не крал.
Я трахал Мари Вандербильт всеми возможными способами и заставил ее кончить, а взамен, пока она валяется в послеоргазменном блаженстве, запивая окси2 дорогим скотчем, я ловлю свой собственный кайф, угощаясь содержимым ее холодильника… и бесценным произведением искусства, что висит на кухонной стене Мари, — вот и истинная причина, по которой я здесь.
Красный.
Желтый.
Розовый.
Зеленый.
Предо мною калейдоскоп красок, но все, на чем я могу сконцентрироваться — это черный.
Как штрих черной линии может превратить нечто столь выразительное, столь красочное в нечто иное?
Как, в конечном счете, тьма… она всегда побеждает.
Оценивая пестроту, я задаюсь вопросом, о чем думает Мари, глядя на это: увидит ли она, что красота может быть затаена и во тьме?
Женщины, подобные Мари, — скучающие светские львицы, — не беспокоятся о таком дерьме. Уверен, что единственная причина, по которой этот Флойд Брассард — местный художник, который прославился и переехал в Германию, прежде чем отрезать себе член и использовать его в качестве излюбленной кисти, висит в особняке Мари, заключается в том, что она решила, будто картина впишется на ее декоративной стене.
Мы бродим, говорим, функционируем, словно мы живы, но правда в том, что все мы ожидаем… ожидаем чего-то большего.
И когда у человека есть все, он всегда гонится за большим, счастливым концом, не насытившись располагающим им богатством; вот поэтому я могу заниматься тем, что делаю… и ни хрена не чувствовать.
Опираясь локтями на мраморную стойку, я неторопливо жую сэндвич. Спешить некуда. Смело, знаю-знаю. Угоститься солониной Пьера Вандербильта после осквернения его супружеского ложе.
Глядя на краденые Ролексы на моем запястье, любезно предоставленные Пьером, я понимаю, что дома
Большинство бы поторопились, но к ним я не отношусь.
Большим пальцем вытираю квашеную капусту в уголке рта, посасывая его с хлопком. Дверь холодильника приоткрыта, и свет внутри — нужный мне сигнальный огонь. Потертые черные конверсы скрипят по линолеуму, пока я иду к картине.
Я встаю перед ней, мое лицо пристально смотрело на меня из до блеска протертой стеклянной рамы.
— Ты мог бы стать моделью, — произнесла Мари, раскинувшись на своей кровати королевских размеров, уютно расположившаяся на персидском шелке. — С этими проколами, золотыми «иди-ка, отымей меня» глазами, темными взъерошенными волосами и дивной линией подбородка, ты, должно быть, обвел вокруг своего пальчика множество девиц. Само твое присутствие привлекает внимание, а ты даже не осознаешь этого.
Я и прежде такое слышал, но особо-то и не понимаю этого. Мне, несомненно, офигеть как нравится контролировать ситуацию, но я не очень-то смахиваю на Принца Очаровашку. Кажется, это не имеет значения.
— Зачем мне тратить время на молоденьких, когда я могу трахнуть настоящую женщину? — признался я, неспешно обматывая шелковый галстук — тот самый, на котором настояла Мари, — вокруг своего запястья, стоя у изножья кровать. — Мы неспроста встретились на фермерском рынке.
Она не знала, что настоящая причина заключалась в том, что на этом фермерском рынке я выискивал подобных ей: богатеньких и влиятельных женщин, которые являются моим счастливым билетом — ненамеренный каламбур3 — отсюда.
Встреча наша не была судьбоносной. Она была возможностью, и я воспользовался ею, как проделывал аналогичное в течение долгого времени.
Воровство помогло мне выжить. Оно даровало жизнь демонам в моей голове, но демоны, они задерживаются, и рано или поздно они насовсем поглотят меня; вот почему мне нужно вытащить отсюда себя и свою маму.
Нас всего двое. Без понятия кто мой отец. И я смирился с этим фактом.
Он наобещал ей золотых гор, однако после себя оставил громадную пустоту, которую она пыталась заполнить любым бухлом или наркотиками, которые могла откопать.
Она принаряжается, глядя в окно, веря: сегодня наступит тот день, когда он нагрянет, спасая нас от ада. Но никто не появится. Такого никогда не произойдет. Только мы сможем спасти самих себя.
— Ты собираешься трахнуть меня сейчас? — промурлыкала Мари мне на ухо, пока я привязывал ее запястья к изголовью кровати.