Пламенем испепеленные сердца
Шрифт:
Наводненная кизилбашами Картли снова бурлила, расколотая пополам, и даже те князья, которые стремились найти общий язык с царем Ростомом, не могли скрыть обиды за отобранные у них поместья — Ростом возвращал эти земли бывшим их владельцам, прибывшим с ним из Персии.
Не только Картли, но вся Грузия понимала, что прибытие Ростома было еще одной попыткой «окизилбашить» страну, но попыткой бесплодной, ибо победы не одержали ни следующий завещанию своего деда шах Сефи, ни Грузия — обе стороны переживали горечь поражения и несбывшихся надежд.
Царь Ростом понимал, что местные тавады и азнауры завидовали тем милостям, которыми
В Картли окончательно убедились, что надежда на спасение может быть связана лишь с Теймуразом, укрывшимся в Имерети.
Ростом и сам догадывался, что шах Сефи, отправляя его в Грузию, хотел избавиться от него как от старого, негодного уже сардара, но эта догадка нисколько не смущала его, напротив, он был даже чрезмерно доволен, что не участвовал в затянувшейся войне между шахом и султаном. Кроме того, он твердо знал, что старость у мужчины начинается лишь тогда, когда его перестает тянуть в гарем, ему же войти в гарем было так же легко и желанно, как шаху Сефи выколоть кому-то глаза или оскопить кого-нибудь из двоюродных братьев.
Теймураз, рассчитывая на войну шаха с султаном, надеялся на помощь имеретинского царя. По слухам, доходившим из Картли, он знал, что грузины с трудом терпели Ростома, Кахети же и вовсе оставался без правителя, ибо Теймураз велел Датуне тихо сидеть в Сигнахи впредь до получения от него сигнала, а в случае, если бы кизилбаши попытались его окружить, он должен был укрыться в Кизики.
Рассчитывал царь и на то, что посланный в Стамбул Дауд-хан не будет сидеть сложа руки и непременно что-то предпримет, чтобы помочь себе и Теймуразу.
Еще больше, чем Теймураз, о сбежавшем Дауд-хане думал Ростом. Он хорошо знал нрав и привычки Теймураза, а также настроение имеретинского царя Георгия И царевича Александра — они, разумеется, приложат все усилия, чтобы поддержать сородича против кизилбаша Ростома. Отправленный к Имеретинскому двору соглядатай донес, что размолвка между Георгием и Леваном Дадиани, начавшаяся с Базалети, все усиливается. Ростом, с присущим ему коварством, взвесил все обстоятельства и затеял переговоры с Леваном — просил отдать ему в жены сестру, пообещав взамен шахское расположение, намекая также о поддержке в случае нападения Левана на Имерети.
Леван, не долго думая, дал согласие выдать замуж свою сестру за Ростома и письменно поклялся в верности шаху Сефи, желая обрести столь могущественного союзника в борьбе против имеретинского царя. Его расчеты шли еще дальше…
Шах Сефи в ответ на клятву мегрельского правителя осыпал милостями своего названого отца, а князю Дадиани прислал тысячу марчилли [71] и назначил тысячу туманов [72] годового жалованья.
Эти события лишь укрепили преданность царя Георгия и Александра Теймуразу, вероломство князя Дадиани окончательно
71
Марчилли — серебряная монета достоинством в пятьдесят копеек.
72
Туман (перс.) — денежная единица достоинством в десять рублей.
Картлийские тавады и азнауры еще больше озлобились против царя Ростома и Дадиани, явившегося нежданной поддержкой узурпатора в насилии над картлийскими князьями. Однако Ростом пренебрег их досадой и соизволил оказать новые милости купцам, вполовину снизив пошлину на товары, ввозимые из Персии. Обласкал также обосновавшихся в Гори католических миссионеров. Жена Ростома Мариам Дадиани поручила монастырским монахам заново переписать летописный свод «Картлис цховреба» — «Жизнь Картли». То ли по тайному распоряжению царя, то ли, напротив, втайне от него, немалые средства отпускала она на восстановление и постройку церквей и христианских храмов. Однако сам царь Ростом о делах христианских печься не желал, покровительствовал мусульманам и преданности своей аллаху не скрывал, — наоборот, всенародно в этом признавался.
Ростом, пожелав возместить убыток, нанесенный царской казне уменьшением пошлины, велел предательски убить арагвского Датуку Эристави, среднего сына ослепленного Зурабом брата, намереваясь завладеть его землями.
Взбунтовалось Арагвское ущелье, пшавы, хевсуры, свободолюбивые жители гор возмутились: «Неужто позволим кизилбашу взять над нами верх!» Перекрыли все тропы и перевалы, не впустили Ростома в ущелье, не приняли предателя и вероотступника. Владыкой своим признали брата Датуки Заала, присягнули ему на верность.
Медленно, неспешно разворачивалась история Грузии, каждая страница которой писалась кровью героев, павших на поле битвы или ставших жертвой измены…
Соперничество между шахом и султаном тоже бросало свою мрачную тень на пропитанную слезами и кровью летопись грузинской земли, ибо безудержно поощряло противоборство и внутреннюю рознь между отдельными феодалами.
Раздраженный близорукостью шаха Сефи и двуличием Дадиани султан Мурад напал на Ереван, — дескать, пусть это послужит шаху поучительным уроком! Вторгся в Карабах и, захватив Тавриз, вывез оттуда богатую добычу.
Шах Сефи, увлеченный обезглавливанием и ослеплением своих родственников и подданных, не мог дать достойный отпор нарушившему границы его владений султану.
Заал Эристави улучил момент, привлек и ксанского Эристави Иасе на свою сторону. «Если мы не объединимся, — сказал он, — Ростом нас раздавит». Заручившись поддержкой Иасе, Заал послал гонцов к Теймуразу: «Приди помоги нам, ты был царем, царем и останешься».
Теймураз осторожничал, старался не спешить, ждал более удобного случая… Но находившиеся при нем в Имерети преданные ему картлийские и кахетинские князья торопили, подталкивали его. Теймураз издали наблюдал за действиями султана, в войске которого самоотверженно сражался и Дауд-хан. Дауд-хан, со своей стороны, тоже призывал Теймураза к решительным действиям: «Присоединяйся же к нам со своим войском, не пожалеешь никогда»! Даже Датуна написал отцу письмо, которое передал через своего верного Гио-бичи: