Пламенем испепеленные сердца
Шрифт:
Джаханбан снова нежно приласкала старца и, расцеловав его глаза, губами высушила ему слезы, дабы не пришлось вытирать их перед женщиной, роняя свое мужское достоинство, попрать которое бессилен был сам шах Аббас Великий.
… Теймураз после этого прожил недолго, испустил многострадальный дух в Астарабадской крепости.
Сторожевые были предупреждены
В тот же вечер она явилась к шаху.
— Я пришла к тебе, повелитель Вселенной, я — внучка и наследница шаха Аббаса Великого. Если б он сам был жив, я бы к нему пришла с этой просьбой, и он бы не отказал мне, я знаю это твердо.
— Что за просьба у тебя?
— Теймураз скончался, свита его сообщила мне его последнюю волю. Ее исполнение в первую очередь возвысит тебя как в глазах потомков Теймураза, так и в глазах русского царя, с мнением которого, я знаю, ты очень считаешься.
— Что я должен для этого сделать? — спросил шах, удивленный столь упрямой настойчивостью женщины из рода Сефевидов.
— Он просил перенести его прах в Алаверди вместе с прахом его сыновей, похороненных в Ширазе. Выполнить это желание повелел бы сам шах Аббас Великий, прославленный неиссякаемой мудростью и несравненной проницательностью. Всемогущий аллах ему б подсказал, что тем самым можно завоевать сердце Ираклия, угодить русскому царю, успокоить Кахети и Картли, дабы они больше не надеялись на поддержку Теймураза, а не меркнувшее величие и могущество Исфагана от этого только бы возросли…
— Ладно, хватит! Я согласен! — прервал шах.
Были наняты португальские лекари, которые забальзамировали труп кахетинского царя, осторожно выкопали, по велению шаха, останки погребенных в бывшем саду Имам-Кули-хана царевичей… Своей единственной рукой сделал все это Гио — верный слуга Теймураза и названый брат Датуны.
В медный гроб уложили старца… Туда же осторожно положили кости его сыновей.
И это тоже сделал верный Гио своей единственной рукой.
Снарядили лучшую
Сто человек сопровождали карету. К свите Теймураза, согласно воле шаха, присоединились и ферейданские грузины.
Процессию возглавляли двое — однорукий Гио и Джаханбан-бегум.
Когда прибыли в Алаверди, там их встречали царица Мариам Дадиани и Дареджан. Они привезли с собой католикоса Доментия II, сына Кайхосро Мухран-батони, того самого, который обновил церковь Анчисхати, куда и перенес из деревни Квемочала нерукотворный образ Спаса, заботливо сохраненный предками для грядущих поколений.
Доментий служил панихиду.
Гио спросил об Ираклии.
— Царевич вернулся в Москву по воле царя Теймураза, — ответили ему хмурые тушины.
Три дня служил католикос.
Три дня скорбел Алаверди.
Только на четвертый день разошлись люди.
Заплаканная Мариам увезла в Тбилиси заплаканную Дареджан.
Остался в одиночестве Алаверди — богатый могилами мучеников за отчизну и безмолвный, как сами могилы преданных родине сынов.
Весною рокот разлившейся Алазани достигал купола Алаверди…
На многих могилах цвели розы.
Если кто-нибудь спрашивал, кто ухаживает за могилой Теймураза и за этими розами, алавердские монахи отвечали — монашка Нино.
Не покидавшая никогда Алаверди, эта монахиня в миру звалась… Джаханбан-бегум.
Летопись Грузии писалась праведной кровью мужчин и благодатной слезой женщин с тех давних пор, когда трудно было разобрать, где зло, а где добро.
Ты, потомок, оцени эту кровь и эти слезы, ибо благодаря им ты возрос, возвысился и окреп в дни счастья и благополучия твоей Родины.
1975
Тбилиси