Пламенная нежность

Маккуистон Дженнифер

Глаза Патрика устремились на нее с теплотой и откровенным одобрением. Хоть этикет и требовал, чтобы новый хозяин имения приветствовал сперва гостей, что расступались перед ним, Патрик направился прямиком к супруге. Шепот толпы мгновенно стих. Джулиана понимала, что сейчас взгляды всех присутствующих устремлены лишь на них, но ей было решительно все равно. Время словно остановилось. Сейчас она испытывала то, что тщетно искала в течение трех сезонов в высшем свете, а нашла лишь с ним, с Патриком.

Влечение. Желание. Страсть.

Всегда ли это

будет? Всегда ли ее будет тянуть к этому человеку так, словно она Богом создана именно для него? Джулиана вспомнила вдруг, как в этом же доме, давным-давно – боже, когда? – этот человек пригласил ее на вальс, который завершился поцелуем…

Джулиана помнила их безупречный план: ей надлежало вежливо улыбнуться мужу, взять его за руку и вместе с ним начать хитроумную игру. Однако все задуманное в одночасье оказалось под угрозой срыва – Джулиане мучительно захотелось оказаться вместе с ним в их комнате наверху, чтобы понять, что сулит ей это преображение мужа.

Патрик остановился прямо напротив нее:

– Ну что, теперь я выгляжу сносно?

Джулиана внимательно глядела на мужа, мысленно перечисляя произошедшие в нем за последние полчаса перемены. Теперь она ясно видела небольшой порез на его подбородке. Невыносимый человек! Он брился самостоятельно. Ей сразу следовало бы догадаться, что он откажется от услуг камердинера, как, впрочем, и цирюльника. Но, несмотря ни на что, обновленный супруг нравился ей все больше и больше. Даже его запах неуловимо переменился: к уже привычному ей аромату кожи примешивался запах мыла…

Но самым потрясающим было то, что под этой новой оболочкой скрывался все тот же Патрик. Тот Патрик, что хорош собой без всяческих прикрас. Тот Патрик, что в любой момент готов сбросить с плеч великолепный сюртук и покинуть лощеных гостей ради спасения жизни какого-нибудь животного…

– Ты великолепен, – сказала мужу Джулиана и, помолчав, прибавила: – Ты всегда был таким…

Губы его медленно сложились в улыбку, странно застенчивую:

– Да что вы говорите, леди Хавершем? Вы хотите сказать, что вам по сердцу и неприукрашенная ипостась вашего мужа?

– Мне по сердцу обе его ипостаси, – рассмеялась Джулиана.

Впрочем, этих ипостасей было куда больше. И как бы Джулиане ни нравился тот образ, который он предъявил гостям, куда ближе и дороже ей был тот человек, которого она обнимала за запертыми дверями их спальни. При мысли о том, что он сотворит с нею ночью, когда разъедутся все гости, щеки Джулианы обдало жаром…

И тут мистер Блайт кашлянул.

Патрик, отвернувшись от жены, устремил взор на кузена, и улыбка на его лице сменилась гримасой суровости и неприязни.

– Я начал уже сомневаться, что вы соблаговолите заметить ваших гостей, Хавершем, – издевательски протянул Блайт.

Патрик коротко кивнул:

– Примите мои извинения, Блайт. Разумеется, вы правы, как всегда. Я обязан поприветствовать собравшихся. – Он одними губами улыбнулся Джулиане: – Я вернусь, чтобы сопровождать тебя на обед.

Джулиана глядела в спину

уходящему мужу и всем существом стремилась вслед за ним, однако гордость и здравый смысл не позволили ей этого сделать. Она повернулась к мистеру Блайту – этому омерзительному человеку, который теперь в сравнении с ее супругом выглядел вовсе уж бледным, и продолжила беседу. В конце концов, именно ради этого она и пригласила его сюда!

– Сдается, ваш супруг и на минуту боится оставить вас без присмотра, – холодно заметил Блайт.

То, что он обратил внимание, с какой нежностью она глядит на мужа, ни в малейшей степени не смутило Джулиану – однако в отношении Патрика к ней кузен оказался прав. Мелкая, завистливая душонка!..

– У него есть долг перед приглашенными, – ледяным тоном ответствовала она.

Подозрительный взгляд Блайта скользнул по ней с головы до ног.

– Возможно, дело отчасти в том, что вы отказываетесь должным образом скорбеть о смерти графа?

Кровь кинулась Джулиане в лицо. После того как ее серое шелковое платье безвозвратно погибло в куче отбросов возле мясной лавки, она встала перед безнадежным выбором подходящего для встречи гостей наряда. То платье, что было сейчас на ней, надежно скрывало грудь, но все же куда более подходило для лондонского бального зала, нежели для скромного семейного обеда.

– У меня не было времени заказать наряд, приличествующий трауру, мистер Блайт, – сухо ответила она.

– Что ж, полагаю, это весьма естественно, особенно учитывая столь… скоропалительный брак.

Брови Джулианы изумленно взлетели:

– На что вы намекаете, в толк не возьму… потому что, честно говоря, не понимаю, каким боком вас касается мое замужество!

– И тем не менее это меня касается. Честно сознаюсь вам: не понимаю, кто вы, леди Хавершем, – первостатейная идиотка или же гениальная актриса.

Каким-то чудом Джулиане удалось сдержаться. В конце концов, основной целью пресловутого обеда было собрать как можно больше информации, а Блайт, похоже, был ее бесценным источником.

– Уверяю вас: ни то и ни другое. – Джулиана намеренно подалась к молодому человеку всем телом, провоцируя его на дальнейшие откровения. – Так что не ломайте голову, мистер Блайт. Почему вы считаете меня идиоткой? Потому что я вышла замуж по велению моей совести?

– Ваша совесть? – Взгляд Блайта устремился на ее декольте, затем скользнул ниже. – Или ваши обстоятельства? Видите ли, я знаю своего кузена как облупленного – за то долгое время, что провел в Соммерсби, я успел его изучить! Патрик всегда отличался тем, что тщательно взвешивал все «за» и «против», прежде чем что-то сделать, а порой бывал даже робким и нерешительным. Лишь нечто весьма существенное могло вынудить такого человека столь стремительно жениться! – Джонатан подался к ней, и теперь Джулиана отчетливо видела неровный край его слегка оскаленных зубов. – На такое всегда забавно смотреть… ну, на такие «браки по необходимости». Неужели оно и впрямь принадлежит Хавершему?