Пламенное сердце
Шрифт:
– Да, и что? Это самая чистая форма музыки.
– Это было что-то, чего вы желали некоторое время? То, что вы искали?
Я вспомнил о том, как проходил мимо написанной от руки вывески в кампусе.
– Хм, нет. Просто подвернулась возможность, и я подумал, что это неплохая идея.
– У вас есть истории других импульсивных покупок?
– Нет. Ну, однажды я каждый день отправлял девушке цветы в течение месяца. Еще я отправил ей огромную коробку с духами. А после я купил своей нынешней девушке сделанный на заказ парфюм, который обошелся
Он ничего не ответил.
– Возможно, мне просто стоит посетить занятия по управлению финансами.
Он хрюкнул:
– Адриан, это нормально, быть счастливым или грустным. Такова человеческая жизнь.
Понятное дело, я не стал его исправлять.
– И совсем ненормально быть настолько несчастным, чтобы прекратить заниматься обыденными вещами, или быть настолько счастливым, чтобы в порыве импульса не думать о последствиях – возьмем те же чрезмерные траты. И уж совсем не нормально с такой скоростью переходить от одного настроения к другому, с провокацией или без.
Мне хотелось сказать ему, что провокация была, что дух сделал это со мной. И разве причина имела значение? Если пользователи огня сжигают себя своей магией, это вовсе не значит, что им нужна первая помощь. Если дух вызвал это расстройство, значит ли это, что я не нуждаюсь в лечении? Мысли кружились в моей голове, и внезапно я осознал, что стою перед неразрешимой дилеммой. Возможно, дух не вызывал психическую болезнь. Может быть, люди, подобные Лиссе и мне, уже не имели всех «химических» элементов, и именно это делало нас зависимыми от духа.
– И что мне с этим делать? – наконец-то спросил я.
Он взял записную книжку и сделал пометку. Когда он поставил точку и вырвал лист, он протянул мне его:
– Возьми рецепт и купи это лекарство.
– Это антидепрессант?
– Это стабилизатор настроения.
Я уставился на листок, словно он мог меня укусить.
– Звучит не очень. Это будет «стабилизировать» мое состояние так, что я не буду чувствовать себя счастливым или грустным? Я вообще не буду ничего ощущать? – внезапно я остановился. – Нет! Плевал я, если они опасны. Я не лишусь своих эмоций.
– Садитесь, – сказал он спокойно. – Никто не отбирает ваши эмоции. Это то, что я говорил раньше: мы все – химические вещества. У вас есть пара таких, которые не на правильном уровне. Это позволит скорректировать их, как диабетик исправляет свой инсулин. Вы по-прежнему будете чувствовать. Вы будете счастливы. Вы будете грустить. Вы будете сердиться. Вы просто не будете непредсказуемо качаться в таких диких направлениях. В этом нет ничего плохого и это намного безопаснее, чем самостоятельное лечение алкоголем.
Я снова сел и мрачно уставился на рецепт:
– Это собирается убить мое творчество, не так ли? Без всех моих чувств я не смогу рисовать, как раньше.
–
Это было удивительно похоже на то, что сказала Сидни о том, что я был не в состоянии выполнить рисунки.
– Я буду обычным, – запротестовал я.
– Вы будете здоровым, – поправил он. – И от этого вы сможете стать экстраординарным.
– Мне нравится мое искусство таким, какое оно есть. – Я знал, что это прозвучало по–детски.
Эйнштейн пожал плечами и откинулся на спинку стула:
– Тогда, я думаю, вы должны решить, что является наиболее важным для вас.
Эта мысль не требовала рассуждений:
– Она.
Он молчал, но выражение его лица сказало все за него.
Я вздохнул и снова встал:
– Я получу этого сполна.
Он дал мне некоторую информацию о побочных эффектах и предупредил, что это может занять несколько проб и ошибок, перед тем, как сделать все правильно. Выход из этого офиса и поход в аптеку, а не в винный магазин, потребовал большее самообладание, когда-либо требовавшееся мне. Я заставил себя слушать, как фармацевт говорил о дозировании и предостерегал от алкоголя, как по рецепту.
Но вернувшись домой, я не нашел в себе смелости открыть флакон. Я случайно поставил рекорд просиживания своего дивана, уставившись на пузырек в руке, будучи более сбитым с толку, чем я когда-либо ожидал. Этот стабилизатор настроения был тайной. Я думал, не пойти ли взять что-то похожее на то, что употребляла Лисса, даже если я не был большим поклонником таблеток, по крайней мере, в качестве эталона. Но это? Что будет происходить? Что делать, если Эйнштейн был неправ, и я перестану чувствовать какие-либо эмоции? Что, если это не вызовет ничего, кроме ужасных побочных эффектов, которые он сказал, бывают крайне редко?
С другой стороны... а что, если это не остановит дух, но обуздает тьму? Тогда бы мечта сбылась. Это то, что смогли бы сделать антидепрессанты в надеждах Лиссы. Полное онемение духа было неожиданностью. Невозможно, что я мог бы по-прежнему удерживать магию и при этом контролировать свою жизнь. Но идея была настолько заманчивой, что я открыл пузырек и положил одну из таблеток на ладонь.
Но я не мог принять ее. Я слишком боялся... боялся потерять контроль и боялся получить его. Я старался думать о Сидни, но я не мог получить четкого образа. В одно мгновение она смеющаяся и искрящаяся на солнце. В другое – плачущая. Я хотел, чтобы было лучше для нее... И все же знал, что она на самом деле хотела, чтобы было лучше для меня. Это так трудно понять. На соседнем столе Прыгун в форме статуи, казалось, следит за мной, и я повернул его так, чтобы он отвернулся от меня.