Пламя и Пыль

Гарднер Джеймс Алан

– Мне было десять, - продолжила Ясмин, - когда умерла мать. Она плавала в Канале, когда я ее нашла. Никто не знал, что это, личные счеты с жизнью, убийство или несчастный случай, да никого, кроме меня, это и не волновало. С тех пор за мной стал "присматривать" Джейдон. Знаешь, что это значит? Мой родной брат. Он выставил меня в десять лет на улицу и пользовался мной при любом случае.

Я подумал о своей матери. Меня бросило в дрожь.

Ясмин этого не заметила.

– Четыре года в аду, - сказала она.
–

Пока как-то ночью Джейдон не избил женщину, за внешностью которой скрывалась суккуб. Для Джейдона это было ударом; и хвала Госпоже за то, что в Сигиле может такое случиться. В общем, той же ночью я присоединилась к Служительницам Энтропии, думая, что они сделают из меня беспощадную машину смерти... именно этого я тогда больше всего желала. Я сильно ошибалась насчет того, как надо служить Энтропии, и я сильно ошибалась насчет желания убивать. Служительницы дали мне то, чего мне не хватало, и вот я здесь.

– Но Бритлин... если ты и вправду мой брат, сводный брат, я не могу позволить, чтобы мои старые раны снова открылись. Не могу. И это не твоя вина, это вина Джейдона... и, наверное, моя тоже. Наверное, для меня не должно ничего поменяться. Ведь еще вчера мы были счастливы вместе, так в чем же дело? В том, что теперь все иначе. Когда я думаю, что ты можешь быть моим братом, меня прямо выворачивает наизнанку... даже дыхание перехватывает. Я и говорю-то тебе все это лишь потому, что ты не понимаешь ни слова.

Она склонилась и поцеловала меня в щеку - это был прощальный поцелуй. И пусть она по-прежнему была рядом, Ясмин оставила меня так же верно, как будто исчезла в портале навеки.

* * *

Спустя несколько минут мы добрались до разрушенного дома. Иезекия где-то раздобыл старую лохань, и Зирит погрузилась в нее, чтобы унять боль от ожогов. Ее змеиное тело было слишком большим, чтобы поместиться в корыто, поэтому она опускалась туда понемногу, а остальная часть ее тела свисала с краев. Со стороны казалось, что это неудобно, но вода явно облегчила боль, что было заметно по лицу Зирит.

Уизл сидел, прислонившись спиной к одному из сервантов, его руки мирно покоились на коленях. Потерявший год жизни, парализованный ниже пояса, он по-прежнему был спокоен как сама смерть... но едва гном заметил меня, его глаза распахнулись, и он воскликнул:

– Уважаемый Кэвендиш!

– Я нашла его на месте драки, - сказала Ясмин, опустив меня на пол.
– Даже не знаю, как его угораздило... наверное, там был Кирипао.

– Ки Чи - объявил я всем.
– Риви Ки Чи.

– Он все время это говорит, - пробормотала Ясмин.
– Видимо у него сотрясение и он бредит.
– Она сердито фыркнула.
– Если бы не эта поганая пыль в легких, я бы его быстро поправила!

– Ему очень плохо?
– тихо спросила Зирит. Приподнявшись фута на три от земли, нага посмотрела сверху, как я оседаю на пол.

– Он ничего не соображает, - ответила Ясмин.
– Все чувствует, но не соображает. Меня это пугает. С его с мозгами что-то совсем неладно.

Мне захотелось сказать ей, что соображаю-то я нормально, но язык отказался повиноваться. Я подумал, что, наверное,

в голове у меня что-то нарушилось, порвались какие-то связи между рассудком и речью. И это было плохо, ужасно плохо.

– Может быть, - стеснительно начала Зирит, - я смогла бы...
– Она смущенно опустила глаза.
– Все считали, что у меня есть магические способности, но я никогда еще... хотя у меня уже закончилась линька...

– Стоит попробовать, уважаемая змеедева, - сказал Уизл.
– Возможно, мы сможем помочь вам советом, как сфокусировать энергию...

– Мы поможем, - заверила нагу Ясмин.
– Если ты чувствуешь в себе силу, мы подскажем, как ее использовать.

– Вот здорово, - оживился Иезекия.
– Урок магии!

– Риви Ки Чи, - проговорил я. Но никто не обратил внимания.

* * *

Глубоко сконцентрировавшись, Зирит посмотрела мне в глаза. Она обвила меня своим чешуйчатым телом, сжав несильной, но уверенной хваткой. Я собрал волю в кулак, подавляя не только страх быть раздавленным в объятиях удава, но и возбуждение от объятий девушки, только достигшей зрелости. Ты бредишь, сказал я себе; такие чувства тебя недостойны. Однако ее лицо было единственным, что я видел перед собой... ее серьезное, очаровательное лицо, что встречало мой взор с напряжением возлюбленной.

– Расслабься, - шепнула Ясмин наге на ухо.
– И припомни какой-нибудь случай, когда окружающий мир приводил тебя в трепет.

Зирит по-детски закусила губу.

– Вы хотите, чтобы я о нем рассказала?

– Если это поможет тебе вспомнить.

Она прикрыла глаза, затем снова открыла их и пристально посмотрела на меня... прямо в меня. Ее лицо было не просто прекрасно, оно казалось самим совершенством.

– Однажды, когда я была маленькой, - начала она, - на город обрушилась гроза - не огненная буря, которая приходит из Дурного Места, а настоящая гроза с ливнем и страшным ветром. Ветер мне запомнился больше всего; он носился по улицам, стучал ставнями, срывал листья с деревьев. Все свечи и лампы погасли, даже в самом доме, потому что сквозило из каждой щели и задувало в трубу. Все вокруг бегали, пытаясь заткнуть дыры и придержать ставни, чтобы не хлопали. И вдруг посреди всего этого распахнулась дверь. Открытая дверь - прямо передо мной.

– Я никогда раньше не выбиралась на улицу. Мне говорили, что там есть люди, которые могут сделать мне больно, и я знала, что это так. Но дверь была открыта, на улице было пусто, а ветер дул так, что дождь стелился по самой земле... и я даже не поняла, как сползла по ступенькам и заскользила по мостовой.

– Ветер толкал меня, но я прижималась к земле. Мостовая казалась грубой и жесткой, и было так здорово ощущать ее животом, чувствовать, как бьют по коже струи дождя, слышать, как завывает ветер, срывающий кровлю с домов... Той ночью я была единственным живым существом на улице. Никто из ходячих не мог устоять на ногах от ветра, а я легко могла двигаться. Город стал моим. Ночной, грозовой город, без единого огонька.