Пламя клинка
Шрифт:
5
Кольчуга насупился.
Стало ясно, что орк об этом не думал.
— А вот ты мне скажи, — поразмыслив, возразил он, — с чего бы это толстопуз Казантул нанял следака-крысогоблина? Раз сеструха его вся из себя колдунья, ломом опоясана, что ж сама не нашла сбежавшего скарбника? Да для любого шамана это пустяк. Видно, не так уж она крута, как показать хочет.
Шрам только поморщился.
Не впервой ему было одергивать слишком самоуверенного товарища.
— Да
Орк потрогал пальцем кончик клыка.
Еще немного — и наемник смекнул бы, что слишком уж часто Торвальд на их пути попадается и все в розысках мешает.
Но Кольчуга уже думал о другом.
Потрепав товарища по плечу, он сказал:
— Давай-ка деньги поделим.
— А чего тут решать? — отмахнулся Шрам.
— Вот я и говорю, — согласился его подельник. — Две доли — мне, две доли — тебе и одна — вот этому.
Он показал на Бурого.
— Это почему еще?! — рыкнул тот. — Пашем поровну, в грязи копаемся поровну, и деньги надо делить тоже по справедливости.
— Так это же и есть справедливость, — втолковывал ему Кольчуга. — Скажи спасибо еще, что сидишь с нами за столом, будто равный, а не лопаешь помои в хлеву вместе с упряжными волками.
— Я такой же орк, как вы.
Бурый недобро поднялся, его лицо побледнело и стало серым.
— Ишь, как заговорил, — развеселился Кольчуга. — Не орк ты, а болотная жаба, ходячее невдомедвие.
Он глянул в сторону стойки, хозяин куда-то вышел.
— Лучше принеси мне еще эля, а то, вишь, расплескал я свой из-за вас двоих, недоумков.
Бурый сморщился, вжал голову в плечи и вышел из-за стола. Подле Кольчуги он на мгновение задержался, оскалил острые зубы, потом сделал еще шаг и внезапно всадил кинжал прямо Шраму в затылок.
— Деньги будем делить по-новому! — прорычал орк.
Он куда охотнее заколол бы другого, но знал, что тонкое лезвие не пробьет серебряных звеньев, а у кирасы и воротник был невысокий.
Мертвый наемник упал лицом прямо в миску с человеческим мясом.
— Эй! — заорал трактирщик-хобгоблин. — Это вам что, спригганская пивная?
Он взмахнул огромной метлой.
Вместо прутьев на ней извивались длинные шипастые змеи, а рукоятью был толстый серый питон.
— Ну-ка, убирайтесь отсюда!
Бурый уже косолапил к выходу.
Он привык, что его отовсюду гонят, и даже гордился, если огребал за свои поступки, а не за цвет.
Кольчуга опешил.
Орк замер враскорячку на табурете. Глаза наемника выкатились, клыкастая челюсть низко отвисла, и стали видны гнилые зубы.
— Мене?
— А ну пошел отсюда! — рычал хобгоблин.
Он хлестнул Кольчугу метлой.
Змеи вцепились в орка, терзая ему лицо. Острые шипы погрузились в кожу. Мародер завыл и кинулся прочь, гремя табуретом, скользя и падая на узких ступенях лестницы.
Никто не вмешивался.
Все здесь уже давно отказались от своих прежних законов, но, низвергая старый порядок, ты всегда склоняешься перед новым, даже если сам не осознаешь этого.
Убивать в таверне было нельзя и в переулке поблизости — тоже. Если бы орк начал сопротивляться, другие быстро раскроили бы ему череп.
Люди всегда живут по жестким, хоть и неписаным, правилам, и власть бывает очень неэффективна, если, вместо того чтобы использовать эти обычаи, как попутный ветер, тщится навязать новые.
Дверь за мародером захлопнулась.
— Ишь, понаехали, — бормотал хозяин-хобгоблин. — Раньше такого не было.
Я подошел к убитому орку.
Легко провел пальцем по его лбу.
Тело степняка содрогнулось, он медленно приоткрыл опухшие, кровянистые глаза.
— Что? Что случилось? — прошептал одними губами.
Потом оглянулся, и лицо исказила судорога.
— Мерзкая болотная жаба… Ну я ему еще кишки повыпущу и на голову натяну.
Орк выпрямился на скособоченном табурете.
Когтистая лапа коснулась лба.
Глаза наемника вспыхнули, лицо исказилось.
— Нет…
Он смотрел на белые искры, игравшие на его ладони.
— Только не так! Нельзя!.. Великий позор для орка быть воскрешенным.
— По смерти в честном бою, — отозвался я. — Если бьют в спину, подло — дело другое.
Шрам обернулся снова.
Теперь он глядел на лица гостей.
Ждал, боялся увидеть на них презрение, так смотрели бы на него собратья по клану. Но мало кто вообще замечал наемника; у каждого здесь хватало своих забот.
Гном с острой бритвой в руке и лицом в искрящейся мыльной пене весело улыбнулся Шраму. Суровый эттин отсалютовал кружкой, дескать, добро пожаловать в мир живых.
Всем им было плевать на древние предрассудки, и, глядя на своих новых товарищей, орк понял, что ему — тоже.
— Спасибо, добрый волшебник, — сказал он, крепко пожав мне руку.
Когти у них преострые, так что было больно.
Но лучше перетерпеть, не со зла же. Просто у орков кожа куда прочнее.
— Как я могу вернуть тебе долг? — спросил Шрам.
— Не нужно, я просто сделал, что должен был.
— Мы не забываем ни добра, ни зла, — отозвался орк. — А тем более безразличия. Говори, чем я могу отслужить тебе?
— Хорошо, — кивнул я.
Достал из кармана клочок пергамента.