Пламя моей души
Шрифт:
Ох, кажется, я теперь еще и есть хочу. Эй, организм! Ты не мог бы не все сразу хотеть?! Черт, вот теперь можно не сдерживаться и как следует поорать, извещая всех окружающих о том, что я уже проснулась.
Глава 2
Год. Целый год прошел. На столе стоит небольшой тортик с всего одной свечкой. Заливаюсь слезами и бьюсь лбом об стол. Ока-сан, это я уже знаю, что так по-японски мать называется, в панике. Братец в шоке. А мне одновременно и больно, и какое-то облегчение испытываю.
Умом понимаю, что истерика, а остановиться не могу.
Через полчаса силы у тела иссякают и я, наконец, беру себя в руки. На лице привычно-усталый покерфейс, правда уже изрядно опух, наверное. В зеркале проверяла, благо уже уверенно хожу, пусть и не долго. Хребет слабый, быстро устает и потом ноет.
Кстати, первым на голове появился блондинистый пушок. Сейчас уже есть коротенькие пшеничного цвета волоски. Смутили только глаза - ярко-оранжевые, почти желтые. Туго будет с ними, да. Ну, то дело будущего, когда в школу пойду. Кстати, черты лица ну совсем не азиатские! Мать и Тсуна и то больше похожи на японцев, хотя и тут не все не так однозначно.
Пока что же первый день рождения существенно подпорчен истерикой, но это не мешает мне уминать торт на пару с Тсуной - так зовут старшего братца. Тортики я люблю, мня. Вот мне утешительный приз за все мое терпение и все старания.
На следующий день после дня рождения Нана оставляет Тсуну на няню и собирает меня на прогулку. Перед первой нашей прогулкой я очень нервничала, но слава Ками никаких ояшей с тесаками или тян летающих по небу с жезлами, не было. Обычные люди, обычные улицы плотно заставленного частного сектора. Правда, есть многоэтажки, но не совсем уж - так, до пяти этажей.
На этот раз мы идем без братца, странно. Странность обьясняется, когда мы прибываем в больницу. Мать моего тела - молодая ничем особо не примечательная шатенка с темно-карими глазами - быстро щебечет о чем-то с доктором. Улавливаю свое имя - Акира. Только контекст какой-то тревожный. Ничего такого, кроме неожиданной истерики в последние дни я не творила, так что можно логически думая предположить, о чем она рассказывает.
Доктор степенно кивает и пытается общаться со мной. Простые фразы на японском я уже понимаю, но мой словарный запас еще очень мал и касается сугубо бытовых вопросов. Поэтому общается он в основном повторением моего имени сюсюкающим тоном и жестами. Как могу убеждаю, что все со мной в порядке. Через долгую беседу с аборигенами, понимаю, что волнует их не только моя истерика, но и лениво-усталое поведение. Мда, еще и спрашивают не болит ли чего. Снова убеждаю, что все в порядке.
Фух, вроде нихрена не понимаю я, а после часа в кабинете доктора ощущение будто только что доказывала обезьяне, что я не банан, причем на ее же языке. Снова спать хочется. Хорошо, что меня пока еще везут в коляске и носят на руках, можно и поддаться напору усталости.
Через месяц появляется какой-то незнакомый мужик. Хотя вру, ему не больше двадцати пяти, по моим старым меркам, он еще молодой. У него пшеничные волосы, что наводит некоторые подозрения. И точно! Мужик тут же схапал нас с Тсуной в охапку и засюсюкал. Ору, как и Тсуна. У него щетина, которую явно хранили, как реликвию от нескольких дней до недели. Причем растет не везде одинаково, но колючая зараза!
С Наной мужик тоже любезничает. Нана сегодня весь день какая-то больно радостная ходила - вот и причина. Это явно отец семейства.
Несколько дней отец остается дома и счастливо возится с детьми. Тсуна понемногу к нему привыкал, а я уже давно
Когда он начал нас подбрасывать над собой, я чуть было кирпичей не наделала. Взяла себя в руки. А вот Тсуна орал, как резаный. Еще днем он таскал нас гулять по городу и близлежащему парку, а вечером 'отдыхал' в гостиной с бутылочкой саке - слабой рисовой водки. Пробыл неделю дома и снова куда-то отбыл. Кажется, он у нас командировочный.
После того, как отец, которого звали Емитсу, уехал, жизнь вернулась в привычную тягучую колею. Зато я убедилась, что мать зовут Нана-сан, а то были еще сомнения.
Мне по-прежнему не хватало привычного потока информации в сознание. Иероглифы я не понимала. Дикторы по телевизору говорили быстро и слишком сложно. Нана бывало посматривала по вечерам какие-то глупые мыльные оперы. Пыталась слушать. Прекратила. Дело даже не в куче непонятных слов, а в том, что мозг сворачивался в трубочку по картинкам угадывая развитие сюжета и дуя в фанфары от игры актеров.
Альтернатива обучения была. Проводились развивающие занятия для нас с Тсуной. Братец реагировал на ознакомление с иероглифами или словами вяло, для него подавалось все в форме игры. Да и на обучение это тянуло слабо - просто развитие словарного запаса и мировоззрения. Я же не была против без игрового формата, но послушно села ему на хвост.
Не буду вдаваться в тонкости жизни неумелого, неадаптированного и постоянно развивающегося тела. Я очень долго мучилась, осваивая контроль тела, и этому конца еще было не видно. С физическими реакциями и потребностями организма разобралась. На очереди были язык и мелкая моторика. Про освоение языка я уже говорила, тут выше головы не прыгнешь, сколько дали, столько и пережёвываю. Пока что я фактически безвольное существо. С моторикой сложнее. Всей кистью ложку удержу, даже до рта ее донесу с незначительной ошибкой. А вот шнурки не завяжу. Пальцы путаются и словно деревянные. О времени, когда придется взять палочки для еды, думаю с ужасом. Про письмо вообще молчу. Пыталась банально накарябать что-то на русском... Ну что ж, я думала раньше у меня был плохой почерк.
С непонятной силой прогресса особого не было. Я смогла ее прочувствовать гораздо лучше, тем более, что она росла вместе со мной. Еще я выяснила, что она реагирует на сильные эмоции, но не всегда. Например, во время моей истерики на день рождения эмоций было много, а сила оставалась безразличной. Определенно, были еще какие-то факторы или нюансы, их я пыталась выяснить, запоминая редкие случаи ее шевелений. В реальности она никаких следов не оставляла.
***
– Тсуна! Смотри она же совсем маленькая!
– У нее зу-у-убы...
– Да что там этих зубов? За палец укусит и все!
– Ы-ы-ы!
– Хватит уже реветь, даже собака в шоке. Давай, намотай сопли на кулак и подойди к ней!
Как нетрудно догадаться, это двухлетняя я уговариваю трехлетнего братца подойти к соседской шавке. Она, то есть шавка, настолько мелкая, что свободно пролезла через прутья решетки на воротах забора. У взрослого человека собачонка поместилась бы на ладони, а для нас - маленьких детей, вышедших погулять во двор, - все же довольно крупная животина. Правда, она всего лишь щенок. И, кстати, очень уж заливающийся лаем. Мне в принципе без разницы, что сделает Тсуна, погладит или пнет, просто надоело, что он, как только увидит ее, опять прокравшуюся в наш двор, тут же цепенеет или ревет и убегает.