Пламя надежды
Шрифт:
Поэтому это такая же несбыточная мечта, как и поступить на нормальную работу, на которую я учусь четыре с половиной года. Подумать только, четыре с половиной года слёз и не сомкнутых глаз ради красного диплома, и вот мы с Молли работаем официантками в паршивом пабе за копейки, одеваясь там не лучше проституток.
Однако на душе теплеет, когда уже вижу наш дом и яркий свет на кухне.
За спиной слышатся какие-то звуки, и решаю обернуться.
В метрах пятнадцати позади идут заядлые посетители бара. Их свист, адресованный сейчас мне, я ни с чем не спутаю. А потому ускоряю темп и запахиваю
– Эй, детка, подожди нас! – кричит и смеётся та компания парней.
Больше не оборачиваясь, я почти что бегу, насколько мне позволяет это сделать обувь. До дома один поворот и считанные метры, чтобы я смогла вызвать полицию, уже находясь в безопасности.
Но, кажется, этих товарищей не устраивает такой исход событий, и они активно набирают темп, всё выкрикивая мне вслед непристойные слова. На ходу я залезаю в сумку, чтобы найти мобильник и набрать 911 уже сейчас, как кто-то хватает меня за локоть.
– Киска, так никто не поступает со своими приятелями, игнорируя их.
Один из них выхватывает телефон у меня из рук, а другой стаскивает сумку, копошась в ней, как в своей.
– Да, будь хорошей девочкой, – вслед за первым невнятно бубнит другой мужчина, начиная распускать руки.
Я дёргаюсь, но бесполезно, и он только крепче сжимает моё предплечье.
– Что вам нужно? Вы забрали сумку и телефон, у меня больше ничего нет, отпустите!
Я оглядываюсь по сторонам в поиске хоть кого-то из людей, но в сквере возле дома сейчас удивительно безлюдно и тихо.
Третий парень, который стянул сумку, швыряет её подальше и подходит ближе к нам, стягивая с плеча теперь пальто, когда я отшвыриваю его грязные руки.
– Знакомая форма, детка. Она тебе так идёт. – Он втягивает воздух возле моей шеи, когда желчь подкатывает к горлу.
Поднимается гул от усмешек этой пьяной компании, и когда они вновь подходят ближе, я предупреждаю:
– Я вызвала полицию. Вам лучше бежать куда глаза глядят, пока не посадили на сухпаек.
Они ещё громче гогочут, толкая меня друг к другу, как какую-то игрушку, всякий раз сдёргивая пальто. Пока я не наступаю каблуком одному из них на ногу, а другого не толкаю в сторону и не бегу со всех ног. На мою удачу, это срабатывает, и один валится на землю, а другой обрушивает ругательства в мой адрес. Я молюсь успеть добежать до поворота и найти там хоть кого-то, кто сможет мне помочь, но кто-то быстро наваливается на меня сзади, и я падаю, ударяясь лицом об асфальт.
– Ах ты сука!
Один из них заряжает пощёчину, от которой тут же звенит в ушах. Он начинает бить по лицу, пока в глазах не двоится и я не перестаю даже сопротивляться. Руки падают с лица, больше не прикрывая его от ударов, а тот начинает стягивать пальто, и я слышу, как рядом находятся ещё двое или даже больше придурков, которые уже очухались и ухмыляются, как кто-то пинает меня в бок, от боли чего я скорчиваюсь и катятся слёзы.
– Это тебе за мои новые ботинки, стерва. Она их проткнула, прикинь? – Они вновь перекидываются парочкой едких фраз в мою сторону.
Чувствуя на своих бёдрах мерзкие потные ладони, я сглатываю и молюсь всем богам, чтобы они убили меня, когда закончат начатое. Его рот приближается к моему уху и шепчет:
– Ты
Я дёргаю ногой и всхлипываю, пытаясь вновь сбросить его с себя, как слышатся крики других его собутыльников. Едва повернув голову в их сторону, чтобы посмотреть, в чём дело, только там больше никого не осталось. Мгновение, и чья-то рука с большим чёрным кольцом отбрасывает от меня этого маньяка.
После этого я отключаюсь и прихожу в себя только в больничной палате на койке, возле которой дежурит Молли уже которые сутки напролёт.»
Глава 31
Проезжая сейчас этот сквер, слёзы вновь льются по моим щекам от осознания, что эти уроды на свободе и им ничего не было. Как смешно бы это ни звучало, но эти ублюдки написали на меня заявление за избиение.
И вот лежу я в больнице с переломом двух правых рёбер, отбитыми почками и вывихнутой челюстью, с разбитой бровью и сломанным носом, с сотрясением и многочисленными гематомами, и слушаю, как мне зачитывают обвинение в мой же адрес. Молли с криками выгнала офицеров из палаты и велела ждать этим мерзавцам, накатавшим на меня заявление, в суде.
Она больше трёх месяцев выхаживала меня, чуть ли не кормя с ложки силком, потому что ни аппетита, ни сил, ни уж тем более стимула к жизни после этого не было. Но она светила, светила ярче любого полуденного летнего солнца, поддерживая меня и ставя на ноги вновь и вновь, когда я опускала руки.
Она мой свет в конце туннеля.
Была им…
И я вновь всхлипываю, когда Кристофер паркуется возле знакомого дома.
– Ты не передумала? Можем вернуться…
– Нет. – Вытирая слёзы, я открываю дверь и спускаюсь, когда нога вновь подкашивается.
Парень тут же оказывается рядом, чтобы поддержать меня. И, поблагодарив, отпускаю его, говоря, что всё в порядке. Но он не отходит и идёт рядом, лишь убрав руки за спину.
Зайдя через ворота и идя по тропинке, выложенной каменной плиткой к дому, я ощущаю её рядом с собой.
Я отчётливо слышу, как Молли фыркает и произносит: «Если девушка ухожена и красиво одета, это ещё не значит то, что она проститутка», и сердце вновь начинает щемить с большей силой. Проходя чуть дальше и уже перешагивая порог дома, снова слышится её мелодичный звонкий голосок: «Дакс, мы здесь!», а после она смеётся, ехидно интересуясь: «У этих девиц ты, видимо, про нас спрашивал, я права?».
Всё происходит будто наяву, что я впадаю в ступор, находясь в холле дома и вращая головой из одного угла в другой.
Только она тащит мне бокалы с алкоголем, прекрасно зная, что пить я не умею и не люблю, как уже танцует в центре гостиной среди огромного количества людей. А вот Моллс уже бежит за мной к выходу с другого конца, через всю эту же толпу, и вымаливает прощение за её недомолвки.
Я провожу взглядом весь первый этаж и вижу её.
Слёзы бесшумно текут, капая на рваную, заляпанную кровью рубашку, но Кристофер не влезает. Он прекрасно понимает, что сейчас происходит, и лишь ждёт, когда я буду снова готова пройти за ним. В горле образуется ком, мешающий дышать, но я не ухожу.