Пламя возмездия
Шрифт:
– Мендоза стали банкирами задолго до него, – вежливо поправил Шэррика Норман. Спичка в его пальцах уже давно догорела, он бросил огарок в пепельницу и зажег новую. – Первое – их проблемы касались Аргентины. Второе – после всех неприятностей они перестроились и стали намного сильнее. Так что, нет худа без добра.
– Значит, несмотря на тот факт, что национальный доход Парагвая меньше восьмидесяти тысяч в год, вы рекомендуете мне приобрести облигации этого двухмиллионного займа?
– Настоятельно рекомендую. Правительство разрабатывает программу, основанную на государственном владении кофейными
Лорд положил на стол сложенную газету.
– Я подумаю об этом, – ответил он, вставая. – Я очень серьезно подумаю о вашем новом займе. А теперь сожалею, но…
– Да, конечно. Рад был увидеться с вами, лорд. Желаю удачи.
Норман смотрел, как лорд Шэррик уходил из клуба. Было заметно, что он прихрамывает, причем Довольно сильно. Интересно, как этот приятель мотается по всему свету со своей больной ногой? И лысый ведь, как бильярдный шар, а ведь поди ты, толкуют, что женщины от него без ума. Богат, как Крез, старая англо-ирландская ветвь. Род Шэрриков уходил корнями в елизаветинскую эпоху.
Норман еще посидел немного, в раздумье посасывая трубку. У него из головы не выходили слова Шэррика. Платежи в Парагвай должны осуществляться раз в шесть месяцев по пятьсот тысяч фунтов в течение двух лет. Довольно много времени. Конечно, ситуация, как выразился Чарльз, напряженная, но, черт возьми, ведь делать деньги – разве это не риск?
Через окно он увидел, как по ступенькам поднимался Джон Баринг. Норман поднялся и стал выбивать трубку, его решительные жесты должны были свидетельствовать о том, что этот Шэррик его не разубедил. К черту этого Шэррика. У него было больше, чем достаточно и других тем для размышлений, причем гораздо более серьезных, чем измышления этого лорда-путешественника. Еще раз стукнув трубкой о хрусталь пепельницы, он направился встречать Баринга.
– Где вас черт носил целую неделю? – сквозь зубы прошипел Тим, сжимая пальцами тонкую ручку изящной китайской фарфоровой чашки.
– Там, где меня уже нет, – спокойно ответила Лила.
Это было в начале шестого, они сидели в чайной гостиной отеля «Коннот». Лила не решилась пригласить Тимоти наверх в свои апартаменты во избежание эксцессов с его стороны. Эта гостиная была уютной, тихой, народу было не очень много.
Такой ответ взбесил Тимоти. Он задрожал от возмущения, но все же сдерживался:
– В таком случае, мне не мешало бы знать, как называется то место, где вас уже нет. Полагаю, я имею на это право.
– Потише, пожалуйста, – оборвала его Лила. – Возьмите себя в руки.
– И, к тому же, я не привык, чтобы во мне видели мальчика на побегушках.
Он говорил тише, но очень язвительно.
– Разве я дала вам повод так считать?
– А как это по-вашему называется?
– Я никак не пойму, когда это я считала вас за мальчика на побегушках? Что вы имеете в виду?
Он молча выудил из кармана обрывок бумажки и подал ей: – Час назад я нашел это на моем столе.
Никто из моих подчиненных не дал мне вразумительного объяснения по поводу
Записка была написана крупными печатными буквами: «КОННОТ. ПЯТЬ ПОПОЛУДНИ. Л. К.»
– Короче не напишешь, – призналась она.
– Как вам удалось спровадить ее на мой стол?
– А я и не спроваживала, во всяком случае, не я сама. Просто дала поручение одному из моих доверенных лиц передать это вам. Не бойтесь, у вас в банке он не работает. Послушайте, Тимоти, это просто трата времени. Какая вам разница, как и кто доставил вам эту записку? Мне передали, что вы меня искали. По какому поводу?
– И вы еще спрашиваете, по какому поводу! Бог ты мой, как вы можете об этом спрашивать? Думаю, что вам известно, по какому поводу.
– Мне известно лишь одно – ровно через неделю Мендоза выпускают облигации нового двухмиллионного займа в пользу Парагвая. Разве не к этому столько времени мы готовились? Разве не этого ждали?
– Лила, знаете, не надо только заговаривать мне зубы.
Он прихлебнул чай и поставил чашку. Она заметила, что его руки дрожали.
– Хватит делать вид, что вам неизвестно о том, что вытворяет ваш порочный сынок.
– Мой сын находится там, где должен находиться и занимается именно тем, чем в данный момент обязан заниматься.
– С моей женой, – выпалил Тимоти.
Лила наклонилась к нему и положила свою руку ему на запястье.
– Тимоти, послушайте меня… Я, конечно, слышала обо всем этом, и, поверьте, очень об этом сожалею. Я еще раньше говорила Майклу, что этот его поступок – вещь недопустимая, что это безрассудство, но он – взрослый мужчина. Я не могу указывать ему, что и как делать, когда речь идет о его личной жизни. А что касается миссис Бэт… Тимоти, простите меня, но эта идея – оставить вас – принадлежала ей. Майкл не имеет к этому никакого отношения. Он просто, – она подбирала слова, – он просто волочился за ней, флиртовал. Не думаю, чтобы это было что-то серьезное с его стороны. – И, прежде чем он раскрыл рот и принялся многословно опровергать ее доводы, Лила продолжала. – Просто она вас не стоит. Вы должны это понять.
– Я собираюсь развестись с ней. А Майкла обвиню в соучастии в адюльтере. И не пытайтесь меня от этого отговаривать.
– А я и не собираюсь. Вы сами решите, как вам в этом случае поступать. Но, дорогой Тимоти, я не сомневаюсь в том, что вы уже сейчас отлично понимаете, что этот скандал с судебным разбирательством на десерт, в который вы, очертя голову, бросаетесь, может и обождать. Не время сейчас плакаться в жилетку стражам закона.
– Я это знаю, – помедлив, ответил он.
Она немного успокоилась. Слава Богу, он хоть не круглый дурак.
– Вот и отлично. Тогда я предлагаю обсудить вещи, действительно заслуживающие самого пристального внимания. И это как раз то, о чем мы с вами столько говорили и…
– Мне необходимо знать, где они, – оборвал ее Тимоти.
– Я не могу вам этого сказать.
– Не можете или просто не хотите?
Лила отпила чаю. Он остыл и был горьким.
– А для вас очень важно знать, где они?
– Важно. Так я могу собрать свидетелей, необходимых для… Другого способа у меня нет.
Тимоти вжился в роль оскорбленной добродетели.