План битвы
Шрифт:
— Кот у них по разным статьям серьёзным проходит, но он хитрый, не могут за задницу ухватить, поэтому решили взять за похищение и покушение на убийство, а там уже выколотить из него и остальное. А получилось, что и за убийство. Он же Парашютиста наглухо замочил… Красиво всё так складывалось, но они запоздали. Завязли в аварии, а потом не могли найти место, куда вас отвезли, вертолёт поднимали. В общем, ты из-за них пулю словил.
— Так-то всё зло от них, — слабо улыбаюсь я.
— Вот, правильно. Молодец. Точно сказал.
Напоминать не нужно, естественно. Да вот только говорить кому-то об этом или нет я уж сам решать буду.
— Всё хорошо, Фархад Шарафович, не беспокойтесь. Эту пулю рано или поздно всё равно пришлось бы словить.
— Почему это? — удивляется он.
— Ну, типа предсказание. Как у Ахиллеса.
Он смотрит с удивлением.
— Не обращайте внимания, — усмехаюсь я. — После наркоза могу глупости морозить. Можно спросить?
— Ну, давай.
— А что с Цветом теперь будет?
— А что с ним?
— Ну, его же развенчали…
— Ах, это… Нет, это чисто постановка была. Спектакль для Кота. Я же сказал, что Цвета поддержу. Никто его не развенчает, будет жить, как прежде, даже ещё лучше. С тобой вот только неприятность, а Цвет в порядке.
— Так Кот же расскажет…
— Кому он на Лубянке расскажет? Кота считай нет уже. Никто ничего не узнает, всё шито крыто. Он Парашютиста завалил, вот его и взяли. Точка.
— Ну что же, хорошо, — улыбаюсь я. — Я вам благодарен, что вы лично пришли меня навестить. Спасибо.
— О чём ты говоришь! Как мог не прийти? Конечно пришёл. Я тебе гостинцы принёс, но доктора не разрешили пока. Говорят, позже можно будет. Всё в холодильник поставили. Обещали принести, когда можно станет. Халва, пахлава, финики, икра, ну, там посмотришь. Всё самое лучшее.
— Спасибо… А о чём вы хотели поговорить? Ну, тогда, изначально…
— Ну… — он немного мнётся. — Сейчас, наверное, это уже не так… как бы это сказать… своевременно, что ли. Теперь главное поправляться и набираться сил, а дела потом. Потом поговорим
Блин. Так и знал что отраву свою пихать будет… Сто процентов, хотел дурь свою навялить. И это совсем не айс, а Цвет, боюсь, поведётся. Всё дело завалит…
Голова кружится… Неприятное какое чувство…
— Но с моей стороны, — преодолевая невесомость хриплю я, — всё будет выполняться, все наши договорённости. Ткани мы будем брать, как договорились. Процессы не должны прерываться. Жалко я не успел по «Орбите» порешать, но что-нибудь придумаем…
— Зачем тебе эта дрянь? — удивляется Ферик. — Это разве джинса? Ничего общего ведь.
— Знаю, но нам надо для улучшения показателей выпустить современные модели официально.
— Ну, смотри, надо значит надо. По «Орбите» я тоже могу помочь. Скажи, сколько тебе нужно, и я всё
А вот за это ещё одно спасибо, уважаемый товарищ Матчанов.
— Да, очень хочу, спасибо…
— Не за что, не благодари, дорогой. Ладно, я смотрю ты уже засыпаешь…
— Нет-нет, всё нормально… Фархад Шарафович… не знаю, Айгюль, наверное говорила. Возможно ли на министерство выйти… пищевой…
— Выйдем-выйдем, везде выйдем. А пока отдыхай. Я сегодня уеду, но Айгюль ещё несколько дней побудет. Так что по всем вопросам можешь с ней говорить.
Он встаёт и идёт к двери.
— Выздоравливай.
Ладно, буду… Я проваливаюсь в темноту, а когда открываю глаза вижу Айгюль.
— Ты поспать хочешь? — участливо спрашивает она.
— Что ты, совсем нет…
В туалет я хочу! Писать. В меня безостановочно вливается жидкость, прямо в вену. Надо же ей куда-то выходить…
— Я же вижу… — кивает она.
Здрасьте… Это что, нотки обиды что ли? Ну, ты даёшь, племянница падишаха…
— Ладно, я тогда завтра приду…
Правильно. Приходи завтра. Я снова закрываю глаза…
— Поправляйся…
— Хорошо…
Интересно, можно ли было не словить пулю? В смысле, не в этой конкретной ситуации, а вообще, прожить так, чтобы не словить? Или действительно не сейчас, так потом? Я не сомневаюсь, что шрам будет точно такой же, как у Егора Доброва. Аккуратная дырочка под правой ключицей, маленький лунный кратер. И большая крабовидная туманность на спине у лопатки. Наверное, избежать невозможно… Я нащупываю кувшинчик и засовываю под одеяло. А! Больно! Сука! Разодрали всё катетером своим…
И грудь болит, конечно, но вроде не так сильно, хотя движения правой рукой идут со скрипом и стонами. И сколько мне теперь на таблетосах сидеть придётся? В моё-то время медицина чуть совершеннее была… Да ну, правда? В разворованной разрушенной стране? Ну, ты и сказанул… Глаза закрываются и я проваливаюсь в тёмные облака…
Просыпаюсь, резко открывая глаза и выдыхая, будто выныривая с большой глубины. Или, как от прямого введения адреналина в сердце. Стучит оно как сумасшедшее, как сигнал максимальной опасности. Ощущение, будто лёгкие разрываются. Хватаю воздух и не могу надышаться.
Надо мной кто-то стоит, но я не пойму кто, всё мутное и плохо различимое. Поначалу разбираю лишь светлый силуэт, но проходит пара секунд и дыхание, а за ним и зрение приходит в норму.
— Ну что, Бро, — раздаётся немного хриплый и насмешливый голос. — Думал, что и в этот раз соскочишь, да?
Твою ж дивизию! Слева у постели стоит… Киргиз. Улыбающийся, гладко выбритый и аккуратно причёсанный Киргиз в белом халате. В руке он держит стеклянный шприц с длинной иглой, на кончике которой маленьким бриллиантом сверкает капля.