План битвы
Шрифт:
Так ли важны мои показания? Не особо, мне кажется. Подросток, не явившийся на суд, набрехал неизвестно чего… Или меня планировали привезти? Или и суда никакого не ожидается? Игры и драки силовых структур могут сопровождаться жертвами среди мирного населения.
Итак… Может ли Ферик быть причастен? Может, но не обязательно…
Мои размышления прерываются звуком вновь открывающейся двери. Я сразу подбираюсь и сажусь на кровати. Появляется тюремщик, пришедший за посудой. Моджахед. Басмач. На меня он не смотрит и низко наклоняется за алюминиевой тарелкой. План рождается мгновенно. Сейчас ночь, двор,
— Оставь воду, — говорю я.
— А? — хмурится он, поднимая ко мне голову.
— Воду, — повторяю я и, поднявшись с нар, указываю пальцем на медный кувшин.
Получается, что он стоит передо мной в поклоне, а я нависаю, как надсмотрщик над рабом, да ещё и даю распоряжения. Ему это явно не по душе. Он быстро выпрямляется. Впрочем, это ему только кажется, что быстро. Моё время чуть-чуть растягивается и я, не давая ему перегруппироваться обрушиваю левый кулак ему на ухо.
«Обрушиваю», конечно, довольно сильное слово, потому как, он даже не падает от моего удара. Но вместо того, чтобы подняться, он, всё же наклоняется ещё ниже, чем был. Я бы даже сказал, предельно низко. Это оказывается, как нельзя более кстати, поскольку к этому моменту я успеваю перенести тяжесть с правой на левую ногу. Оставшись свободной и стремящейся в бой, правая с яростной силой взмывает вверх, и входит в максимально тесный контакт с челюстью моего тюремщика.
Дыщ! Его зубы громко клацают. Саечка за испуг. Надеюсь, язык не откусил, а впрочем… А впрочем, получи фашист гранату от советского солдата. Пока он дико вращает глазами и разбрызгивает кровавые ошмётки, я отправляю его в плаванье между явью и грёзами, ударив ребром ладони сбоку по шее. Сонная артерия, блуждающий нерв, точность удара. Это три составляющие успеха, как «три источника и три составные части марксизма». Как видим, и от статей Ильича может быть какой-то прок.
А ведь всего-то хотел грязную посуду убрать. И вот, пожалуйста, коварство и чёрная неблагодарность. Не надо было на вредную работу устраиваться. Нет, я понимаю, в удалённых аулах у местных хлопковых баронов были, вернее, есть частные тюрьмы, но мы, похоже, и из Ташкента даже не выехали…
Я связываю руки своей жертвы её же жилетом и забиваю в рот кусок тряпки, оторванной от матраса.
Погоди немного, отдохнёшь и ты…
Ну, то есть, жертва здесь, разумеется, я… Обшарив карманы его шаровар, я нахожу ключи и, пройдя в приоткрытую дверь своего узилища, выскальзываю в тёмный коридор. Никого нет. Замыкаю камеру и как тень, как тать в нощи, скольжу вдоль стены. Прохожу по коридору и крадучись поднимаюсь по лестнице наверх.
Входная дверь оказывается запертой. Очень тихо я пробую найти нужный ключ на связке. Но, во-первых, темно и ни хрена не видно, а, во-вторых, нужно ведь ещё и делать всё максимально тихо. Наощупь, потихонечку, не торопясь, я подбираю нужный и, открыв дверь, оказываюсь в тёмном дворе…
Как же громко она скрипит, выдавая меня с потрохами. Но ничего, уже практически свобода. Нам бы день простоять, да ночь продержаться… Я прижимаюсь к фасаду и некоторое время стою не двигаясь, прислушиваясь и вглядываясь в ночь, освещённую молочным туманом звёзд.
Пообвыкшись
Похоже, в Ташкенте. Удивительно, что никто не озаботился более глубокой конспирацией, ну да ладно, мне это на руку.
Пройдя быстрым шагом минут двадцать, останавливаюсь у телефонной будки и судорожно хлопаю по карманам. Нужна двушка, а у меня нет вообще ничего, даже ремня и шнурков, не говоря уже о паспорте и деньгах, а было их несколько тысяч, между прочим.
Тем не менее, захожу в телефонную будку. Засовываю палец в окошко возврата, где иногда остаются монетки. Здесь пусто. Есть ещё один способ, не слишком надёжный, но иногда срабатывал. Я набираю номер Джурабаева и когда на том конце провода снимают трубку, бью основанием ладони по боковой части таксофона…
Раздаётся щелчок и… Да! Происходит соединение.
— Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Гасана Саидмагометовича. Это очень срочно.
— Простите, — отвечает сухой голос, — у нас такого нет. Всего доброго.
В трубке раздаются короткие гудки. А вот это уже интересно. Какого хрена! Как это нет такого? Номер я помню отлично, и набрал я его без ошибок, это абсолютно точно! И что теперь делать? Не слишком приятная ситуация. Без денег и документов прямая дорога в милицию, а там я уже был и ничего хорошего от новой встречи не ожидаю…
Ладно, главное, как говорится, без паники. Всё это пустяки, дело житейское.
Делать нечего, покрутив головой набираю следующий номер. Айгюль. Стоя в будке под фонарём, я представляю собой легкодоступную цель, но приходится идти на риск. Ну же, давай, Айгюль, возьми трубку. Ночь, да, но ситуация немного экстремальная, так что извини.
В трубке раздаётся щелчок и аппарат пытается проглотить несуществующую монету. Я ему помогаю и снова луплю по левому боку.
— Да говорите же, — доносится до меня тревожный голос.
— Айгюль! — выдыхаю я.
— Егор?! Где ты?!
Блин… тонкий момент… Где я… Чуть помешкав, я всё-таки называю адрес. Если не собирался называть, то не надо было ей звонить.
— Поняла. Жди там, я подъеду сама через пятнадцать минут.
Хорошо. Ладно, посмотрим, чем дело кончится… Я выхожу из будки и отхожу от фонаря, прячась в ночной тьме. Практически, забираюсь в куст, растущий у стены дома.
Примерно через пятнадцать минут подъезжает белая «Волга» и останавливается в соответствии с моими инструкциями. Подождав какое-то время, я выхожу из тени и ныряю в машину, на переднее сиденье.
— Привет! — восклицает Айгюль и, наклонившись ко мне, легко целует.
Надеюсь, меня ещё не хватились. В таком случае до утра у нас есть немного времени.
— Что произошло? — спрашивает она, когда мы отъезжаем на более-менее безопасное расстояние.
По дороге она подробно расспрашивает меня обо всём, что случилось. Я рассказываю.
— Куда, кстати, мы едем? — интересуюсь по дороге. У меня нет документов, в гостиницу не поселят.
— Гостиница и не нужна. Я отвезу тебя в дом для гостей.