План битвы
Шрифт:
— Ну, он же тебя не знает, да и возраст смущает немного. Но, как говорится, молодым везде у нас дорога. Если что пойдёт не так, всё на месте решить можно. С его-то возможностями. Ты же понял, кто он такой?
Кем бы он ни был, хоть своим отцом, в глухой тайге на имени далеко не уедешь.
— Понял, Даниил Григорьевич.
— Ну и молодец. И что виду не подал тоже молодец. Он всё это чинопочитание и подхалимаж жуть как не любит. Поэтому и маячить лишний раз не хочет.
— Всё хорошо будет,
Мы прощаемся.
— Кто это тебе всё по межгороду названивает? — интересуется мама.
— Да, приедут из Москвы товарищи, нужно будет им организовать тут всё… — неопределённо отвечаю я и тут же набираю номер Платоныча.
Сообщив Большаку о приезде гостей, быстро ужинаю и иду гулять с Раджом. А после ноги сами несут, ясно куда. К Рыбкиным.
Дядя Гена в столь поздний час, что называется, ни в одном глазу, выглядит отдохнувшим и даже свежим.
— А, Егорка, проходи, я как раз кино смотрю про ментов.
— В деревню не поехали что ли? — спрашиваю я.
— Поехали, но только на выходные. Отгулы не дали. Сначала пообещали, а потом — хрен. Вот такое начальство понимаешь ли.
— Дочь как?
— Нормально. В платье твоём поехала, кстати. Воображает, коза. Там осталась, завтра утром вернётся. Свояк повезёт в город огурцы на овощебазу и её подхватит. А чё, ей там хорошо, воздух, речка. Чё ещё надо? Говорю, побудь ещё неделю. Нет, отвечает, надо собираться уже, в университет ехать. Общагу получать, отрабатывать там, ну, и всё вот это… Так что скоро умотает.
— Ясно. Приедет когда, скажи, что мы завтра к Андрюхе собираемся.
— Лады, скажу. Во сколько?
— Часов в двенадцать от Дворца. И вот ещё что, дядь Ген…
— Чего? — настораживается он.
— Дело есть…
— Хрен сварился, будешь есть?
— Мне паспорт нужен, — говорю я, не обращая внимания на прибаутки.
— Потерял что ли?
— Нет, чужой. Бомжа какого-нибудь, лучше всего такого, которого уже и в живых нету.
— Во как, — делается серьёзным Рыбкин. — Так-то поискать можно, но это… недёшево.
— Ну, как недёшево? Сколько?
— Тыща, — не задумываясь отвечает он.
— Дядя Гена, — говорю я с укоризной в голосе. — Предлагаю пять сотен и то по большой дружбе.
— Торгаш, — кривится он. — Прирождённый. Не зря ты в коммерческий учиться пошёл. Мне мать-то твоя сказала.
— Так что?
— Приноси завтра бабки. Шестьсот, понял?
— И кто здесь торгаш?
К двенадцати прихожу во Дворец пионеров. Пацаны уже там и Юля Бондаренко тоже. Скачков беседует с двумя хмурыми мужиками лет тридцати.
— О, вот и он! — восклицает тренер, увидев меня. — Егор, подойди. Вот смотри кандидаты на должность моих помощников по воспитательной части.
— Товарищи офицеры, —
Мы пожимаем руки.
— Зырянов.
— Круглов.
— Брагин. Сейчас времени на разговоры нет, нам ехать надо и потом меня пару дней не будет. Давайте в конце недели спокойно поговорим. С Виталием Тимуровичем договаривайтесь по времени на пятницу-субботу, и я подойду. Всё обсудим, на всё ответим, всё проясним. Лады?
Им деваться некуда, они соглашаются, но смотрят на меня с сомнением, мол шкет какой-то тут ещё командовать будет. Это ничего, это мы разберёмся. Потом.
Грузимся в Пазик и едем. В детдоме идём сразу в спортзал, пацаны уже ждут. Форма, конечно, у них никакущая — трикушки и майки, да и босиком все. Ну да ладно, не это главное конечно, можно обойтись на первых порах.
Все здесь, но только Трыню я не вижу.
— А где Андрюха? — спрашиваю я у Атрёма Ипатова, местного воспитателя.
— Так это… — мнётся он. — Переводят его…
— Куда?
— Ну, я-то не знаю…
— Как это, не знаешь?
— Ну, не положено…
— Бля, чё ты нукаешь! — взрывается Скачков. — Сейчас он где?
— Ну… здесь пока ещё…
— Веди его сюда! — требует тренер, пока все наши стоят и ошарашенно хлопают глазами.
— Так это… нельзя сказали…
— Чего?!
— Подождите, Виталий Тимурович, — снова вступаю я и, взяв Ипатова под руку, вывожу из зала.
— Артём, — говорю я и достаю из кармана полтос. — Как друга прошу, приведи. Или меня к нему.
— Егор, правда нельзя.
— Очень надо, Артём. Очень…
— Нет, ты не понимаешь…
Я запихиваю полтинник ему в карман рубашки и повторяю:
— Очень надо, Артём…
Он достаёт из кармана пятидесятирублёвку и пытается вернуть мне.
— Ты не понимаешь, Егор. Причём здесь деньги? Я что, по-твоему, совсем чмо что ли? Мне Грабовская башку оторвёт. Сказала, нельзя и точка.
— Это ты не понимаешь. Он как брат мне. Я знаю, что ты не из-за денег, просто мне тебе больше нечего предложить.
— Да не надо мне ничего, в самом деле. Забери ты бабки свои!
23. Погоня, погоня в горячей крови
— Артём! — качаю я головой. — Я твоим должником буду. Ты понял? Это не просто слова!
— Ну, Егор, не могу я, пойми.
— Давай, Артём, ты сможешь. Скажи, что ты хочешь? Чем тебе помочь? Всё решим, только Трыню приведи. Ну, ты сам пойми, он же пацан ещё, один, брошенный, в неизвестности, только здесь осваиваться начал, а его опять перебрасывают куда-то, как вещь ненужную. Надо, чтобы он знал, что не одинок, что мы его не бросим, что поможем. Надо его поддержать. Ну, ты себя на его место поставь.