План на первую тысячу лет
Шрифт:
И это, следует заметить, было его единственным добрым делом за весь минувший год. Не получая больше указаний воодушевлять, предотвращать и спасать, Азирафель все сильнее склонялся к даосизму, основные постулаты которого находил чрезвычайно полезными для нервов и пищеварения. Бритые спокойные парни в оранжевых халатах вместе с их невозмутимым кумиром всегда вызывали у ангела неподдельную симпатию — особенно по сравнению с угрюмыми доходягами в мешковине, которые хлестали себя плетками, таскали на шее чугунные заслонки от печей, а миролюбие и тонкий гастрономический вкус называли грехом лености и чревоугодия.
Но изменить свою природу ангел не
Нет, к Азирафелю никто не ломился, а по телефону звонил только Кроули. Но полиция к нему все же заявилась.
Однажды утром, когда ангел только что с аппетитом позавтракал (кружка какао, три поджаренных тоста с маслом и апельсиновым джемом, большое яблоко, запеченное с медом и корицей), в запертую дверь магазина постучали.
Стук был громкий и решительный. Тот, кто так стучит, уверен в своем праве это делать и не сомневается, что ему откроют, причем немедленно. Азирафель не столько встревожился, сколько удивился, и, оставив недомытую посуду, пошел открывать.
На пороге магазина стоял хмурый полицейский, держа за локоть бородатого оборванца с венком цветов на давно не стриженой голове. При виде Азирафеля оборванец расплылся в счастливой улыбке и сделал попытку упасть на колени.
— Мессия! — радостно завопил он, протягивая к нему грязноватые ладони. — Аллилуйя!
— Сэр, вам знаком этот человек? — спросил полицейский.
— Боюсь, что нет. Офицер, могу ли я узнать, что слу…
— А кто-нибудь из этих людей?
Страж порядка отпустил оборванца (тот немедленно бухнулся ангелу в ноги) и шагнул в сторону. Ангел взглянул ему за спину и остолбенел без всякого участия Сандалфона.
На улице перед магазином бурлила толпа. Где-то на ее краях слышались раздраженные гудки автомобилей, но их мгновенно заглушил единый восторженный рев: «Мессия! Слава! Слава!» Перекрыть этот шум могли бы только Иерихонские трубы, но ими торговали совсем в другом месте.
Полицейский вошел в магазин и закрыл за собой дверь. Вопли сделались тише.
— Сэр, организованное вами мероприятие мешает уличному движению.
— Я ничего не… — Азирафель в смятении попятился, потому что оборванец попытался обнять его колени, — не организовывал… эти люди мне незнакомы…
Лицо полицейского почему-то уже не было хмурым. Он вдруг улыбнулся и дружеским тоном заметил:
— Приятель, а ты в курсе, что светишься? И все твои книжки, между прочим, тоже. Так круто, прям рождественская елка! Я ничего не имею против этих чудиков в веночках, но машинам тоже надо ехать, верно? Может, переберетесь в ближайший парк, а? Вы все славные ребята, честное слово, а ты так вообще похож на моего брата, мы с ним с пеленок не разлей вода, он сейчас в армии, у меня его фото есть…
Азирафель перевел обалделый взгляд с фотографии румяного здоровяка на увядшие ромашки в чужой нечесаной шевелюре — и наконец начал кое-что понимать.
Уже третью неделю возле магазина с утра до вечера околачивались бродяги всех мастей, экзальтированные дамочки в старомодных платьях, с распятиями на груди, полоумные старики и старухи, косматые бледные юнцы… Ангел полагал, что во всем виноват пик туристического
Между тем выражение лица полицейского миновало отметку «искреннее дружелюбие» и со скоростью сто миль в час приближалось к восторженному обожанию, за которым маячил религиозный экстаз.
— Ох, что же я наделал! — прошептал Азирафель, соображая, каким образом, и, главное, побыстрее, вернуть к нормальной жизни всех этих одуревших от счастья людей.
Когда в ванной комнате случается потоп, первым делом вы закрываете кран. Ангелу с огромным трудом удалось остановить хлещущую благодать, после чего он занялся тем же, чем занялись бы вы, будь та ванная комната вашей: взяли бы тряпку в руки и принялись собирать воду в ведро, а остатки разгонять по коридору.
Азирафель трудился не покладая рук. Бродягам, которые, блаженно мыча, валялись под его магазином, он внушил мысль покончить с выпивкой и найти работу; фанатичкам, обслюнявившим поцелуями витрину, велел идти в храмы; обдолбанным юнцам приказал завязать с наркотиками и возвращаться в колледжи; стариков и старух отправил по домам, а полицейского угостил чаем с тостами и убедил сдать тесты для перехода на более высокую должность. К вечеру улица у книжного магазина опустела. За день ангел выполнил годовую норму добрых дел и к ночи едва дотащился до постели.
Утром он проснулся свежим и бодрым, но с отчетливым чувством тревоги. Благодать невозможно сдерживать бесконечно, это все равно, что… ему на ум пришла удачная, но кощунственная ассоциация, тут же с негодованием отвергнутая.
Неподобающие мысли ушли, а проблема осталась и состояла в следующем: если ангел не хочет повторения вчерашней истории, ему придется время от времени (и лучше почаще) делать добрые дела.
Азирафель помрачнел: его пугала неопределенность. Шесть тысяч лет он был лишь исполнителем Высшей воли, возился потихоньку, стараясь не задумываться о смысле получаемых заданий. А теперь придется поднапрячься, сделавшись самому себе Гавриилом, лично искать точки наиболее уместного приложения Добра и следить за соблюдением баланса сил. В какой-то момент Азирафель даже позавидовал Кроули: тот и прежде не особо считался с руководством, так что сейчас легко пользуется полной свободой. Вот бы ангелу толику изобретательности и находчивости демона!
Э, нет, так и до падения можно домечтаться. Ангел поежился и решил для начала проверить, как идут дела у знакомых людей. Вдруг представится случай сотворить какое-нибудь подходящее добро?
Он слетал к Анафеме и Ньютону, но там все шло так хорошо, что никаких дополнительных вливаний благодати не требовалось. Ньют устроился работать тестировщиком в компьютерную компанию и быстро делал карьеру: машины и программы, уцелевшие после его вмешательства, демонстрировали чудеса сопротивляемости вирусам, хакерским атакам и перепадам напряжения. Анафема консультировала киношников, когда те решали снять очередной фильм про ведьм и магию, и подумывала о том, чтобы сняться самой, тем более, что предложения поступали регулярно.